Николаиты

Николаиты (др.-греч. Νικολαΐτης) — община античных христиан-гностиков, названная по имени своего отца-основателя Николая и начавшая существовать ещё в I веке, т.е. в период, который принято именовать прото-гностическим. О воззрениях Николая и его последователей мы знаем только по мнениям ересиологов [1].

Николай, вероятно, входил в число семи дьяконов, которых апостолы Иисуса Христа выбрали своими помощниками еще на ранних этапах существования апостольской общины в Иерусалиме, до начала проповеди Павла. В новозаветных Деяниях Апостолов Николая называли «пришельцем из Антиохии» (Деян. 6:5). Ни один из шестерых прочих апостольских дьяконов [2] не был признан «еретиком», но внезапно эта участь постигла седьмого дьякона, Николая. В Откровении Иоанна Богослова, которое, по мнению учёных, имеет иудейские корни и было подвержено вторичной христианизации ближе к концу I века, николаиты уже были дважды подвергнуты анафеме [3]. Весьма вероятно, что оба пассажа из Откр. были относительно поздними вставками, поскольку все ересиологи, начиная с Иустина-философа, признавали хронологически первым еретиком-гностиком не Николая, но Симона Мага [4]. Любопытно, что ранние церковные авторы также не дают никаких сведений о космологических и христологических воззрениях Николая, ограничиваясь лишь обзором его этики [5]. При этом николаитов (традиционно по отношению к гностикам у церковных авторов) обвиняли в удовлетворении любых низменных потребностей до полного пресыщения — николаиты якобы именно так представляли себе необходимое «умерщвление плоти». Климент Александрийский при этом уверял [6], что у Николая была красавица-жена, которую он сильно ревновал, но однажды внезапно предложил ее тело тому, кто пожелает, и лишь после этого казуса уже вёл строго аскетичную жизнь. Эта проговорка Климента и могла быть ключом к разгадке облика Николая: судя по всему, он действительно был аскетом, иначе сложно представить себе, чтобы он вообще смог стать ближайшим сподвижником апостолов Христа. Николая-дьякона даже пытались разотождествить с Николаем-гностиком, чьи воззрения на космос в их дуализме якобы походили на воззрения мифических гностиков-барбелоитов (по данным Епифания Кипрского и Филастрия, которые жили намного позже николаитов и сведения которых, поэтому, не могут быть безусловно приняты на веру). Однако наиболее древние авторы как раз отождествляли Николая-дьякона и Николая-гностика, поэтому более поздние попытки их разъединения следует признать курьёзом. Николаиты, по утверждениям своих критиков, читали и использовали в богослужебной практике некую гностическую евангельскую литературу, но учитывая, что изначально речь идет всё же о первой половине I века, сложно даже представить себе, что имелось в виду [7].

Пожалуй, короче всех ересиологов отозвался о воззрениях николаитов, как он их понимал, Ипполит Римский, даже не удостоивший их отдельной главы в «Опровержении всех ересей», но написавший там следующее:

«<Будучи апостольским дьяконом,> Николай, однако, отступил от правильного учения и имел обыкновение внушать другим равнодушное отношение как к жизни, так и к пище. И когда ученики Николая продолжали оскорблять Святого Духа, Иоанн обличал их в Апокалипсисе как блудников и поедателей идоложертвенного» [8].

Позднее Епифаний, в свою очередь, описывал в «Панарионе» (XXV, 2 и 6) воззрения николаитов, увязывая его ещё и с митраизмом:

«Ибо некоторые из них прославляют какую-то Барбело (Βαρβηλώ), о которой говорят, что она в высоте на восьмом небе. Она же, по словам их, произведена Отцом. Сказывают, что она матерь, по словам одних, Ялдабаота (Ἰαλδαβαώθ), а по словам других, Сабаота (Σαβαώθ). Сын же ее с какою-то дерзостью и с насилием овладел седьмым небом. И говорит о себе подчиненным: "я первый, и я последний, и кроме меня нет другого Бога" [9]. А Барбело услышала это слово и заплакала. И она же в благообразном некоем виде является всегда князьям, похищает у них в похоти изливаемое семя, очевидно, для того, чтобы снова возвратить силу свою рассеянную в разных. И, таким образом, на основании такого предположения, Николай внес в мир таинство своего сквернословия. <...> Посему, что скажу тебе, Николай? О чем буду держать с тобою речь? Откуда приносишь ты нам срамного Эона, корень лукавства, родотворную Митру, многих богов и демонов?..» [10]

Со времени написания ересиологических трактатов прошли многие века, но по-прежнему остаётся загадкой, что же именно спровоцировало представителей нарождавшейся кафолической ортодоксии на то, чтобы включить Николая (и, соответственно, активных членов его общин) в число еретиков. Юлия Данзас высказывает следующее предположение:

«Из всех этих соображений можно, по-видимому, вывести, что что между Николаем-диаконом и его братьями во Христе произошло некое разногласие, вероятно в вопросе об отношении к языческому миру (на что указывает обвинение в употреблении в пищу идоложертвенного мяса), и что суровое обличение "дел николаитских" в Апокалипсисе имело именно эту терпимость, недопустимую с точки зрения защитников строгой библейской традиции. Все остальные и позднейшие обвинения, направленные против николаитов, можно смело признать клеветническими нападками, как всегда, вздорными слухами и отчасти сознательным искажением непонятных идей...» [11]

В ортодоксальной среде уже гораздо позднее того, как исчезли последние предполагаемые общины николаитов, термин «николаитство» стал подразумевать, в первую очередь, сексуальную распущенность, в чем бездоказательно обвиняли Николая как «хронологически первого гностика», а во вторую — культовые практики, позволявшие женщинам занимать руководящие должности в церкви, что, более чем вероятно, действительно имело место у николаитов, но что рассматривалось как отход от ортодоксальных вероучений, во времена самого Николая, при этом, ещё даже не существовавших. Американский исследователь латинской патристики, профессор истории Тихоокеанского университета в Сиэтле (США) Альберто Феррейро (р. 1952) уже в наше время, в самом конце XX в., исследовал историческую правдоподобность и обоснованность обвинений в адрес гностика IV века Присциллиана и других конкурентов господствующей церкви еще более поздних времён в «николаитстве». Проведя, таким образом, мостик между первым и сразу четвертым и даже последующими веками христианской эры, Феррейро пришел к выводам, которые в осторожной манере сформулировал следующим образом:

«Нет никаких сомнений в том, что Присциллиан и его последователи подозревались их противниками в сексуальной распущенности. Однако свидетельства трудов Бахиария и трактатов самого Присциллиана показывают, что оба они по разным причинам чувствовали себя обязанными как раз осудить "николаитство" — топос, присутствовавший в антиеретической литературе и связанный с сексуальной распущенностью. Относительно малая важность предполагаемой сексуальной безнравственности <для тогдашней церкви> явно очевидна в соборных постановлениях, в трудах писателей Иберийского полуострова и крупных полемистов, таких как папа Лев I, за пределами Иберии. Нам следует с основательной осторожностью читать то, что Сульпиций Север и Иероним говорят нам об этом аспекте присциллианства. Главным же постоянным объектом внимания всех противников Присциллиана являются его предполагаемые гностицизм и манихейство. По мере того, как шли и шли столетия после жизни Присциллиана, топос "николаитства" часто использовался католической общиной, чтобы осудить предполагаемую безнравственность, часто связывавшуюся с еретиками. Гораздо позже, в одиннадцатом и двенадцатом веках, топос николаитства использовался христианскими писателями для нападок на ислам, а в <Католической> церкви — для запрета браков клира» [12].

Библиография

Николаев, Ю. В поисках Божества. — Киев: София, 1995. — С. 183-186.
Brox, N. Nikolaos und Nikolaiten // Vigiliae Christianae, 19 (1965). — P. 23—30.
Drumwright, H.L. Nicolaitans // The Zondervan Pictorial Encyclopedia of the Bible. Vol. IV / Еd. M.C. Tenney et al. — Grand Rapids: Zondervan, 1975. — P. 435-436.
Ferreiro, Alberto. Priscillian and Nicolaitism // Vigiliae Christianae, 52 (1998). — P. 382—392.
Fox, K.A. The Nicolaitans, Nicolaus and the Early Church // Studies in Religion / Sciences Religieuses 23 (1994). — P. 485—496.
Hultgern, A.J., Haggmark, S.A. Nicolaus and the Nicolaitans // The Earliest Christian Heretics: Readings from Their Opponents. — Minneapolis: Fortress, 1996. — P. 28-31.
Mackay, W.M. Another Look at the Nicolaitans // Evangelical Quarterly, 45 (1973). — P. 111-115.
Pearson, Birger A. Nicolaitans // Dictionary of Gnosis & Western Esotericism. — 2 Vols. Leiden; Boston: Brill, 2005. — P. 867-869.
Räisänen, H. The Nicolaitans: Apoc. 2; Acta 6 // Aufstieg und Niedergang der römischen Welt. — 2, Principat. Band 26. Teilband 2 (1995). — S. 1602—1644.
Shedinger, R.F. The Nicolaitans and the Revelation Community: Early Jewish / Christian Conflict in Asia Minor // American Academy of Religion / Society of Biblical Literature Abstracts 1997 (1997). — P. 135-136.
Wälchli, P. Epiphanius von Salamis: «Panarion haereticorum» 25 // Theologische Zeitschrift, 53 (1997). — S. 226—239.

Примечания

1. Аутентичных текстов как Николая, так и его последователей, не сохранилось, что является вполне типичной ситуацией и для гностических учителей более позднего (II-IV вв.) периода.

2. См. Откр. 2:1-6 и 2.12-15.

3. Эти шестеро, согл. Деян. 6:5: Стефан, Филипп, Прохор, Никанор, Тимон и Пармен.

4. См. Николаев, 1995, с. 184.

5. См., напр., Ириней. Против ересей I.26.3.

6. Строматы II.20 и III.4.

7. Чисто теоретически, это могло быть Протоевангелие, если мы будем настолько смелыми, что допустим столь ранний период его написания, или арамейские протографы текстов типа «Происхождение мира» (NHC II, 5) или «Ипостась Архонтов» (NHC II, 4), что ещё менее вероятно в силу зрелой формы гностико-христианской космогонии, имеющейся в них.

8. Refutatio, VII, cap. 24.

9. Фраза Иалдабаофа, присутствующая во всех четырех известных нам коптских переводах «Апокрифа Иоанна».

10. Пер. Р. Хазарзара.

11. Цит. по изд.: Николаев, 1995, с. 186.

12. См. Ferreiro, 1998, p. 392.