Иисус Христос

Материал из Телемапедии
Мифология
Jupiter-chariot.jpg
Египетская мифология и религия
Восточные мифологии и религии
Греко-римская мифология и религия
Религия и мифология индуизма
Иудейско-христианская мифология и религия
Мифические божества, персонажи, легенды
Мифические страны и континенты
Древнейшее изображении Христа. Из катакомб Коммодиллы, конец IV в.

Иисус Христос (греч. Ἰησοῦς Χριστός) — центральная фигура христианской религии и мифологии. Большинство христиан верят, что он является воплощением Бога-Сына и долгожданного мессии (Христа), посланного Богом для спасения всех людей, предсказанного в еврейской Библии.

Символизм Христа

Ранние христиане не считали, что Иисус Христос имел красивый облик. В полемике против Цельса христианский автор Тертуллиан (155/165 — 220/240), повторяет слова другого христианского апологета Оригена: «Спаситель походил на ничтожного человека, на раба». Такая трактовка опирается на образ Христа как Vir Dolores (Мужа скорбей), которая происходит из 53-й главы Исайи:

Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от него лицо свое. Он был презираем, и мы ни во что не ставили его.

В другом своем трактате «О плоти Христовой» Тертулиан пишет:

«"Откуда у него это учение и чудеса?" — говорили даже те, кто с презрением взирал на его облик, настолько тело его было лишено человеческого величия, не говоря уже о небесном блеске. Страсти, в частности, свидетельствуют о плоти человеческой, а поношения — о ее невзрачности. Дерзнул бы кто-нибудь хоть кончиком ногтя поцарапать тело небесной красоты или оскорбить чело оплеванием, если бы оно не заслуживало этого?»

Другой ранний христианский автор Климент Александрийский в своем «Педагоге» разделяет внешнюю красоту и настоящую: «Не внешней красотой плоти блистал он, а истинной красотой души и тела. Красотой души в благотворениях, красотой тела в бессмертии плоти».

К концу первой трети III века в христианском мире появляются образы символические, т.е. связанные с иносказательными, указывающими знаками, показывающими на Христа, но не изображающими его. Самым ранним символом Христа является рыба. На катакомбной плите, закрывающий локулус, нишу в стене, с эпитафией некой Антонии, где показаны две рыбки, приближенные к якорю: «Надежда моя Христос». Само древнегреческое слово «ихтис» является анаграммой пяти слов Jesous Christos Theou Yios Soter («Иисус Христос, Бога сын, Спаситель»). Как пишет Тертуллиан: «Мы, маленькие рыбки, плывем за большой нашей "Рыбой" — Христом» и приводит пословицу: Piscis assus — Christus passus («Рыба жареная — Христос страдающий»).

Другой, более устойчивый и распространенный образ Христа – это добрый пастырь. Это иллюстрация к притче о добром пастыре, которую рассказывает евангелист Лука. Пастырь, потеряв одну овцу из ста, оставляет тех 99, которые никогда не терялись, и отправляется за нею, а найдя, приносит ее на плечах в стадо и говорит своим товарищам: «Порадуйтесь со мною, я нашел мою пропавшую овцу». Для доброго пастыря есть предшествующая иконографическая традиция в мире античности. Это Гермес Овценосец, Гермес Криофор, указывающий на определенную роль Гермеса как проводника в загробный мир. Он несет душу в царство мертвых, подобно пастуху, который несет овцу на плечах. Христос, выводящий души из Ада, сопоставлялся с греческими героями — Орфеем и Гераклом.

Источник жизни, Жан Белльгамб. Грешники омываются гровью Христа

Одним из главных символов Христа является агнец. Этот образ нагружен глубокими смыслами, начиная от жертвоприношения Авраама, где кровь сына заменена кровью агнца, вплоть до Апокалипсиса. Если вспомнить слова Иоанна Крестителя «Се агнец Божий, взявший грехи мира» и пятую главу Апокалипсиса (поклонение Агнцу), становится понятно, почему агнец в виде отдельного изображения, в виде именно символической замены Христа начинает фигурировать сначала в катакомбной живописи.

Также существовал Христос Гелиос — изображение Христа с солнечным нимбом, иногда на колеснице.

Христос мог иметь и облик льва, быть «львом от колена Иудина». Христиане видели указание к этому в пророчестве праотца Иакова в книге Бытия, о благословенном патриархе Иуде, предке Мессии. «Молодой лев Иуда, с добычи, сын мой, подымается». Это нашло отражение в пятой главе Откровения, где евангелист Иоанн говорит: «Я много плакал о том, что некому снять печати с книги, лежащей на престоле, и услышал голос: не плачь, вот лев от колена Иудина, он победил».

Еще один тип изображения Христа, который важен для раннего и высокого Средневековья. Это Судия в Страшном суде, изображавшийся обычно в облике старца.

Оживляющая и спасающая кровь Христа может быть образом оживляющего Духа, Квинтэссенции. Согласно принятой с начала IV века официальной доктрине Католической и Православной церквей (разделяемой и многими протестантами) Иисус является вторым лицом Божественной Троицы (Отец - Сын - Дух Святой).

Как отмечает Карл Юнг:

в герменевтических сочинениях Отцов Церкви, восходящих еще к дням первоначального христианства, Христос имеет несколько символов или ‟аллегорий”, общих с дьяволом. В их числе я назвал бы льва, змею (coluber, ‘гадюку’), птицу (дьявол = nocturna avis), ворону (Христос = nycticorax, ‘ночная цапля’), орла и рыбу [10]

Образ Христа в гностических текстах

В текстах христианского гностицизма Христос как основное действующее лицо[1] упоминается в ключевом тексте египетских гностиков, имеющем преимущественно космологический характер, - Апокрифе Иоанна, а также в Евангелии от Фомы, которое традиционно рассматривается как компилятивный текст с приписываемыми Иисусу многочисленными изречениями гностического и полу-гностического характера, в парадоксальном гностическом Евангелии от Филиппа, в нравоучительной Беседе Спасителя, в недавно обнаруженном преимущественно космологическом Евангелии Иуды Искариота, а также в двух позднегностических Первой и Второй Книгах Иеу теургического характера и в позднегностической же инициатической Пистис Софии (Pistis Sophia). Однако наряду с этими общеизвестными исследователям раннего христианства текстами образ или упоминание Иисуса (или же, как минимум, Его апостолов), либо Христа как небесной Сущности, присутствует и в других коптских гностических трактатах — собственно говоря, в подавляющем большинстве из них[2], что подчеркивает теснейшую связь между гностицизмом и ранним христианством как таковым. Например, в текстах из преимущественно гностической по своему содержанию Библиотеки Наг-Хаммади, обнаруженных в Верхнем Египте в 1945 году и к настоящему времени переведенных на все основные европейские языки, Иисус или Его апостолы не упоминаются только в текстах Апокалипсис Адама, Гром - Совершенный Ум, Подлинное Учение (Достоверное Слово), в отрывке из Государства Платона, герметических текстах Кодекса VI (Рассуждение об Огдоаде и Эннеаде, Благодарственная Молитва, Асклепий 21—29), а также в трактатах Три Стелы Сифа, Зостриан, Марсан, Аллоген[3], в предельно кратких текстах Гипсифрона и Мысль Нореи, а также в переведенных фрагментарно на коптский язык Изречениях Секста.

Принципиальным отличием гностической христологии от новозаветной является то, что в первой Иисус может не быть основным действующим лицом, но в то же время охват тем для бесед и проповедей, вкладываемых в Его уста, гораздо шире, чем во второй: это не только вопросы морали и стяжания истинной мудрости (где обе цели служат достижению Царства Небес), но и общефилософское и, в частности, космологическое описание Вселенной, часто данное в подчеркнуто дуалистическом ключе (как, например, в Апокрифе Иоанна). При этом если в текстах Нового Завета Иисус является богочеловеком, который пришел «не нарушить Закон, но исполнить его»[4], то в гностических трактатах учение Иисуса, творчески развитое их авторами, является если и не явным образом отрицающим иудейский Закон и космологические представления т.н. нормативного иудаизма, то как минимум самостоятельным учением, преподанным иудеям, в котором ссылки на Библию присутствуют лишь по принципу «Местные жители воспримут только те образы, которые им уже хорошо знакомы».

Гностический Иисус Христос — это принявший человеческий облик (причем некоторые гностики, судя по всему, считали, что Он был человеком «лишь по видимости», то есть призраком, докетом) один из весьма многочисленных Эонов Плеромы (Христос, или Хрестос), из которого невозможно было вывести церковную Доктрину Троицы, в которой Он стал бы ее вторым лицом (т.н. Богом-Сыном), как это было позднее сделано Церковью на основании «творческого осмысления» новозаветных евангелий и переработанных ею посланий ап. Павла. В то же время, в гностических текстах мы встречаем эпитеты, которыми награждают Иисуса и новозаветные тексты: Сын Человеческий (что не обязательно означало Его рождение от земных родителей), Мессия (=Христос), Сын Божий, Господь, Сын, Учитель (=Равви), Спаситель, Искупитель и т.п. Однако в эти эпитеты часто вкладывался иной смысл, нежели в новозаветные тексты, кроме того, разнообразие и поэтизация этих эпитетов в гностических текстах были, явным образом, большими, нежели в текстах новозаветных. Любопытно также отождествление Иисуса Христа с библейским (Быт. 4:25 и пр.) Сифом, третьим сыном Адама и Евы (см., например, Второе Слово Великого Сифа), тогда как в новозаветных евангелиях Сиф — лишь часть земных родословий Иисуса, даже породившее в религиоведении не вполне корректный и восходящий еще к ересиологам термин сифианский гнозис (или более современный, но не более корректный сифианский гностицизм).

Мелхиседек в одноименном трактате из Наг-Хаммади также однажды отождествляется с Иисусом Христом (аналогичным образом доступные в древности анонимные тексты такого рода породили уверенность ересиологов в существовании некоей гностической секты мелхеседекиан).

В компилятивном коптском переводе трех несохранившихся греческих первоисточников под общим названием Парафраз Сима (очевидно, что в тексте речь идет о библейском Симе, старшем сыне Ноя в Быт. 6:10 и 11:10) Иисус не называется ни по Имени, ни по эпитетам, однако, по мысли переводчика текста, И.С. Егоренкова, есть вероятность, что Он в этом трактате также присутствует:

«Дердекия описывает всевозможные тяготы и бедствия, ожидающие потомков Сима на Земле. Среди множества персонажей, которые выходят на сцену в пророчестве Дердекии, наше внимание прежде всего привлекают три демона, один из которых распространяет на земле веру, другой будет распят под именем Солдас, а третий проповедует ложное крещение (через погружение в воду). В их характеристиках возможно усмотреть аллюзии на Христа, на Иисуса как физическую оболочку Христа и на Иоанна Крестителя. Пророчество Дердекии завершается обещанием благополучного исхода, а также предостережениями и наставлениями Симу... В трактате содержатся намеки (хотя и весьма туманные) на деятельность Иоанна Крестителя, на крещение Иисуса, его воплощение, Страсти Господни, "сошествие во Ад" и Вознесение (в качестве воплощения Христа выступает сам носитель откровения — Дердекия)».

Пространная Книга Величия Отца (или же т.н. Трактат без названия из Кодекса Брюса) прямо описывает теофанию Иисуса Христа, при этом не называя Его по имени, но не оставляя у читателя сомнений, что речь именно о Нём.

В самом деле, гностический Иисус часто воспринимался именно как феномен теофании — как божество, сошедшее прямо с небес на землю близ иудейского города Капернаум в облике 30-летнего мужчины. Этому восприятию способствовало чрезвычайно популярное в раннехристианских общинах Евангелие Господне (сохраненный Маркионом Синопским в начале 40-х гг. II века прообраз будущего новозаветного Евангелия от Луки), первая глава которого (почти тождественная 4-й главе Луки) кратко описывала это событие, отвергая, таким образом, какие бы то ни было «земные родословия» Иисуса и его «непорочное зачатие» Девой Марией, на которых настаивала позже Церковь. Однако в некоторых поздних гностических трактатах, написанных ближе к 3-му или в 3-4 вв. и потому уже испытавших на себе влияние зародившейся ортодоксии (например, в «Пистис Софии») мы можем найти и образы Девы Марии, и даже мифологические сюжеты о «детстве Иисуса», причем последние перекочевали туда уже из т.н. новозаветных апокрифов.

В манихейском гностицизме также существует небесный Эон Иисуса под названием Иисус-Сияние, порожденный, наряду с Девой Света (также встречающейся нам в «Пистис Софии»), порожденный Отцом Величия. Его роль в манихействе весьма многогранна. В частности, согласно манихейским «Кефалайя» (Главам Учителя), Иисус-Сияние подавляет бунты архонтов и их приспешников против сил света, а также порождает т.н. Двойников — своего рода ангелов-хранителей светлых сил, необходимых последним в вечных битвах сил света и тьмы. Известный нам по евангельским текстам Иисус Христос и есть Иисус-Сияние во время земной миссии последнего.

Образ Христа в Телеме

Алистер Кроули упоминает Христа в целом ряде своих работ, отзываясь о нем достаточно противоречиво, рассматривая его то как образ господствующей церкви, то как эзотерический символ. Наиболее подробно он пишет о нем в своей работе «Liber 888: Евангелие от Святого Бернарда Шоу», представляющей собой комментарий к пьесе Шоу «Андрокл и лев». Рождению Христа посвящена поэма Кроули «Благодатная Мария»:

Блажен тот, кто страданий не избег,
И, ноги окровавив, шёл весь век.
Чтоб измождённое склонить чело,
О Роза роз, на Твой святой ковчег.
Пока пришельца кротко и светло
Сияние Твоё не облекло[5].
И как солнце, была кровь Христа горяча
Для холодной земли благодатней луча.
Так в мучительный час благодатным дождём
Сына Матерь кропит с думой вечной о Нём,
А Твой Сын в темноте возжигает зарю.
Как Небесному здесь подобает Царю.
В чаше мира чистейшим вином вновь и вновь
Кровь Его и твоя благодатная кровь,
И целит нас в ночи среди гибельных бед
Непорочный Твой свет, непорочный Твой свет[6].

Столь же позитивно Алистер Кроули толкует образ Христа в своей статье «Человечество — прежде всего!», опубликованной в журнале «Интернешнл» в ноябре 1917 года:

Вспомним того, кто сошел с небес и облекся плотью среди евреев не для того, чтобы привести свой народ к победе, не для того, чтобы принять мирское владычество над землей, но для того, чтобы нести свет и истину всему человечеству.
Если бы Спаситель Человечества соблаговолил принять патриотическую миссию избавления от римлян, он бы объединил свой народ, но человек тогда не был бы искуплен. Потому его народ назвал его изменником и предал его своим же поработителям. Пусть же те, кто готов — подобно Ему — принять позор и посрамление, а если нужно, и крест, выйдут вперед; пусть воздвигнут они знаменем своим орифламму Солнца, ибо Солнце светит равно всем народам земли; и пусть на передовом краю их битвы воссияет один искупительный помысел: «Человечество — прежде всего!»[7]

В своей работе «Видение и Голос» Кроули пишет об опасности искушения агнцем:

«... на вершине находится Агнец со Знаменем, как на некоторых христианских медалях, из нижних же существ одно — волк, а другое — ворон. Символ Агнца со Знаменем гораздо ярче двух других. И он разгорается все ярче и ярче; и вот он уже не уступает в сиянии самому колесу и превосходит его размером.
И он говорит: "Я — величайший искуситель, ибо мои чистота и невинность соблазнят чистого и невинного, который достиг бы центра колеса, когда бы не я. Волк обманет только жадного и вероломного; ворон обманет только погруженного в уныние и бесчестного. Но я — тот, о котором написано: 'Он прельстит и избранных'. Ибо в начале Отец всего сущего призвал духов лжи, дабы просеяли они тварей земных через три решета, по трем родам душ нечистых. И избрал он волка для вожделения плоти, а ворона — для вожделения ума; меня же поставил надо всеми изображать чистые движения души. Тех, кто пал добычей волка и ворона, я не губил; но тех, кто отверг меня, предавал я гневу ворона и волка. И один рвал его зубами на части, а другой расклевывал труп. И потому мое знамя бело, что я не оставил на земле ничего живого. Я пировал на крови Святых, но люди так и не заподозрили во мне врага своего, ибо руно мое бело и тепло, и зубы мои — не зубы, разрывающие плоть, и глаза мои кротки, и не узнают во мне предводителя тех духов лжи, коих Отец всего сущего послал от лица своего в начале". (Его соответствие — соль, волка — ртуть, а ворона — сера[8].

В «Книге Тота» Алистер Кроули использует для обозначения Иисуса другой христианский символ — рыбу:

«Рыба — это еще и Vesica (или Лоно), и Христос, и так далее. В этом символе сведено воедино все Тайное Учение»[9].

В своей работе «Открытки Послушникам» Кроули пишет:

«I. Мир развивается благодаря тому, что в него приходят Христы (гении).
II. Христы (гении) — это люди, наделенные сверхсознанием высочайшего порядка. <...>
I. Теология не имеет значения: и Будда, и святой Игнатий были Христами.
II. Мораль не имеет значения: и Сократ, и Мухаммед были Христами».

Примечания

1. Иногда пишется как Хрестос, т.е. Благой, чтобы подчеркнуть гностическую точку зрения на несоответствие образа Христа как Мессии иудеев с образом Иисуса как богоявления, случившегося среди иудеев, где Иисус играет роль главного гностика-бунтаря против иудейского Закона, а не только учителя праведности. Кроме того, у ряда гностиков было в ходу определение Иисуса как «Иисус Назорей» вместо «Иисуса из Назарета», поскольку ими, как правило, отвергались земные родословия Иисуса (явное исключение поздний текст «Пистис София»), но при этом они причисляли его к носителям палестинского гнозиса в том виде, в каком он существовал до того, как появились привычные нам доктрины IIIII вв., приписываемые Валентину, Василиду, Карпократу, Вардесану и др. Обосновывая понятия «Иисус Назорей», исследователь раннего христианства Дм. Алексеев в своем эссе «Античное христианство и гностицизм», в частности, пишет:
«Исторический Иисус никогда не был "Иисусом из Назарета". Отождествление Назорея... с "жителем Назарета"... сделанное составителями канонических евангелий на основе народной этимологии (Мф., 2:24), абсолютно некорректно... То, что это прозвище продолжало употребляться, свидетельствует, насколько создатели окончательной версии канонических евангелий были далеки от описываемых в них реалий. Существует, впрочем, гипотеза, что ни разу не упомянутое в еврейской Библии географическое название «Назарет Галилейский» было изобретено не ранее II столетия именно для истолкования прозвища Иисуса, а сам населенный пункт возник (или был так назван) еще позже... Если мы будем рассматривать взгляды Самого Иисуса Назорея и Его окружения в контексте того назорейства, которое сумело дожить до наших дней, они представляются настолько «еретическими», что уже не могут быть связаны с иудаизмом как таковым, а это делает понятной и казнь на кресте, то есть «повешение на древе», предусмотренное Законом Моисея для "хулящих имя Яхве". При этом мы должны расценивать вошедшие в канонические евангелия сведения о признании Иисуса Иоанном Крестителем как попытку преодоления конфликта, реально имевшего место между назореями, остававшимися "учениками Иоанновыми", и назореями, последовавшими за Иисусом. Свидетельством этого конфликта является использование в Евангелии от Иоанна элементов понятийного аппарата назорейских писаний в полемическом контексте».
2. В Евангелии Египтян из Библиотеки Наг-Хаммади Иисус Христос назван не как-нибудь, а ведением Божиим, то есть, собственно, обожествленным и персонифицированным гнозисом. Следует также отметить, что это возвышение Иисуса над остальными небесными Эонами гностиков в этом и, вероятно, в ряде других древних гностических первоисточников и послужило, по всей видимости, одним из оснований для того, чтобы из атрибута и одной из многих эманаций и персонификаций Божества, как это было у гностиков, сделать Иисуса непосредственно Богом в рамках уже церковной Доктрины Троицы, зачатки которой обнаруживались еще в трудах ересиологов второй половины II века и которая была окончательно утверждена Никейским собором в 325 году.
Наиболее полный обзор по теме присутствия Иисуса в гностических текстах, найденных и переведенных в ХХ веке, можно найти в книге: Franzmann, Majella. Jesus in the Nag Hammadi Writings. Edinburgh: T & T Clarck, 1996. См. тж. справочник: Nag Hammadi Texts and the Bible: A Synopsis and Index. Leiden: Brill, 1993.
3. Три последних трактата (Зостриан, Марсан и Аллоген), первый из которых очень обширен, не вполне корректно ассоциируются рядом исследователей с т.н. Барбело-гностицизмом, выведенным из мифических гностиков-барбелоитов у ересиологов; кроме того, не следует путать трактат Аллоген с одноименным текстом из гностического Кодекса Чакос, поскольку в последнем греч. Allogenes, или Инородец, совершенно отчетливо и есть Иисус Христос, явившийся на землю и противостоящий на ней Сатане, для которого земля, по мысли автора трактата, как раз совершенно не чужеродна.
4. Хотя в Новом Завете, тексты которого (не считая посланий Павла, сохраненные Маркионом оригиналы которых относятся ко второй половине I века) компилировались людьми разных взглядов и в разное время, сам Иисус не вносит полной ясности в собственную природу, ибо если в «Евангелии от Иоанна» он говорит, что «Я и Отец одно» (что, кстати, дает некоторые основания заподозрить людей, редактировавших это древнее евангелие в середине II века, в симпатиях к римским монархианам того периода, утверждавшим тождество Иисуса и Яхве, которого они и считали кем-то подобным «Небесному Отцу Иисуса»), то в ряде других мест НЗ он характеризуется как «Сын человека». Последнее понятие, кстати, еще и напрямую вытекает из его родословий, помещенных в первых трех главах «Евангелия от Луки» и которых нет в тяготеющем к гностицизму «Евангелии Господнем», сохраненном Маркионом. При этом последнее, по мнению ряда ученых, явилось «рабочим материалом» для авторов Лк. (и, чуть позже, Мф., где также приведены эти родословия).
5. См.: Кроули, Алистер. Благодатная Мария. М.: Энигма, 2013. С. 88.
6. Там же, с. 89.
7. Стивенсен, Перси Реджинальд. Легенда об Алистере Кроули / Переводчики: Алексей Осипов, Анна Блейз. М.: Ганга. 2009. (Серия: Магические гримуары). С. 166.
8. Кроули, А. Видение и Голос. Книга Еноха. М.: Телема, 2010. С. 111112.
9. Кроули, А. Книга Тота / Перевод А. Блейз. М.: Ганга, Телема, 2021. С. 148.
10. К. Г. Юнг. Aion: Исследование феноменологии самости. Москва, Киев, 1997. С. 89.