Пифагореизм

Материал из Телемапедии
Изображение Пифагора на фреске Рафаэля «Афинская школа», 1509.

Пифагореизм — эзотерическое религиозно-философское учение, основателем которого мыслители Возрождения считали древнегреческого философа VI в. до н.э. Пифагора. Пифагореизм возник в VI в. до н.э. и продолжал существовать в разных формах до периода поздней античности.

Границы и периодизация

Современные ученые выделяют несколько взаимосвязанных, но не сводимых друг к другу явлений:

1. Пифагореизм в широком смысле: совокупность идей, которые в разные эпохи связывались с Пифагором и его последователями.
2. Пифагореизм в узком смысле: те исторические формы пифагорейской традиции, которые обладают действительным преемством по отношению к учению Пифагора и взглядам древних пифагорейцев.
3. Пифагорейцев в широком смысле, т.е. всех лиц, которые претендовали на следование пифагорейской философии и образу жизни.
4. Пифагорейцев в узком смысле, или древних пифагорейцев, которые были членами пифагорейских сообществ, либо их учениками и последователями.
5. Пифагорейскую школу, т.е. тех древних пифагорейцев, которые не только принадлежали к пифагорейским сообществам, но и целенаправленно занимались философией и научными исследованиями.

Наиболее распространенным является деление истории пифагореизма на 4 основных периода:

1. Древний пифагореизм (VI — IV вв. до н.э.), связанный с деятельностью представителей Пифагорейской школы от приезда Пифагора в Южную Италию до конца существования школы.
2. Эллинистический пифагореизм (сер. IV — I в. до н.э.), который иногда называют также средним пифагореизмом.
3. Неопифагореизм (I — II вв.).
4. Неоплатонический пифагореизм (III — VI вв.).

Древний пифагореизм

Зарождение пифагореизма связано с формированием сообщества последователей вокруг Пифагора после его приезда в Кротон. Из ранних источников можно заключить, что сообщество Пифагора имело, прежде всего, воспитательные и политические цели. Вероятнее всего, пифагорейское сообщество было не просто политическим союзом (гетерией), религиозной общиной или философской школой, а представляло собой синтез всех этих форм. Вполне реальными выглядят сообщения источников о том, что среди его последователей сложились 2 основные группы — более широкая, в которую входили многие жители Кротона и других городов, поддерживавшие политическую программу Пифагора и следовавшие его этическим и религиозным предписаниям, и более узкая, которую образовали те, кто учились у Пифагора философии и вместе с ним занимались науками.

Впоследствии это различие, связанное с разницей способностей и интересов учеников, было понято как различие степеней посвящения в тайное пифагорейское учение. Согласно свидетельству Ямвлиха, приходившие к Пифагору ученики в течение 3 лет проходили проверку их характера и образа жизни, затем в течении 5 лет им предписывалось хранить полное молчание, причем их имущество на этот период предавалось в управление другим членам пифагорейского сообщества. Лишь после этого успешно прошедшие все испытания становились эзотериками и получали право лично общаться с Пифагором и слушать его наставления. Эти наставления никогда не записывались и передавать их непосвященным строго запрещалось. Тех кандидатов, кто не смогли пройти испытание или впоследствии нарушили правила пифагорейского сообщества, пифагорейцы считали «мертвыми» и при жизни сооружали для них надгробные памятники.

Ученики Пифагора делились на «акусматиков», т.е. «экзотериков», которые заучивали краткие изречения Пифагора, содержавшие философские истины и религиозные предписания и на «математиков», т.е. «эзотериков», которые занимались философскими и научными исследованиями. Из этого следует, что уже в начальный период развития пифагореизма сложилось 2 его направления:

1. Религиозно-аскетическое, представители которого считали главными элементами учения Пифагора практические предписания и краткие мировоззренческие тезисы.
2. Философско-научное, в котором наиболее важным считалось рациональное исследование мира.

В древнем пифагореизме эти направления воспринимались как 2 возможных уровня жизни и познания в рамках единой системы базовых убеждения.

Основные представители древнего пифагореизма

Наиболее древние представители пифагореизма принадлежали к ближайшему окружению Пифагора. Источники сообщают, что у философа была жена по имени Теано, а также несколько детей, из которых часто упоминается сын Телавг. Все члены семьи Пифагора вели пифагорейский образ жизни. Женщины были уравнены в правах с мужчинами, поэтому Теано традиционно считается первой в истории женщиной-философом. Сын Пифагора Телавг был главой Пифагорейской школы после кончины отца, а также учителем Эмпедокла.

Из пифагорейцев 1-го поколения, учащихся у самого Пифагора, известны Бротин, Демокед (соблюдали пифагорейский обет и не писали общефилософских сочинений), Алкмеон, Гиппас (первый, кто нарушил обет и разгласил геометрическо учение пифагорейцев, а таже написал сочинение «Тайное учение», с целью оклеветать Пифагора), поэт и философ Эпихарм (при тиране Гиероне I излагал в Сиракузах учение в шутливой форме и стихах). Из 2-го поколения пифагорейцев наибольшую известность получил Филолай из Кротона. В доксографической литературе Филолаю приписывается первое письменно обнародование пифагорейского учения — в сочинении «О природе». В соответствии с ранним прданием, Платон во время пребывания на Сицилии приобрел эту книгу за 40 серебрянных мин у родственников Филолая. Утверждается, что из этой книги Платон впоследствии «списал» диалог «Тимей».

К 3-му поколению пифагорейцев принадлежал младший современник Филолая Архит, который был автором нескольких несохранившихся сочинений, в которых исследовались вопросы пифагорейской математики и музыки. В доксографической литературе Архит упоминается вместе с Платоном, главным основанием этому служит 7-е письмо Платона, в котором говорится, что Архит помог Платону сбежать из Сиракуз.

Философские и религиозные идеи древнего пифагореизма

Учение о началах и космология. В области учения о началах древние пифагорейцы развивали представление о 2-х противоположных началах, пределе и беспредельном, а также о числе как принципе гармонии. Однако существовали разные течения внутри единой традиции. Одни пифагорейцы занимали выраженную дуалистическую позицию, делая основной акцент на выделении противостоящих друг другу первоначал и рассматривая возможные варианты их взаимодействия. Представителям этого направления принадлежит таблица 10 противоположных начал, Аристотель приводит её в своей «Метафизике»: предел и беспредельное, четное и нечетное, единое и многое, правое и левое, мужское и женское, покоящееся и движущееся, прямое и кривое, свет и тьма, благое и злое, квадратное и разностороннее. Представленные оппозиции могли быть получены пифагорейцами в процессе проекции базовой дуалистической установки на разные бытийные уровни.

Филолай и его единомышленники, не отвергая учения о противоположностях, дополняли его более сложной онтологической концепцией, в которой предел и беспредельное понимались монистически, как противоположности, которые с необходимостью вступают в гармоничное смешение и образуют единство. Именно в этот период сформировалась тенденция сопрягать объяснение соотношения предела и беспредельного с учением о числах как началах всех вещей.

В обоих случаях числа понимаются как «причины сущности» вещей, т.е. как то, что делает конкретные вещи обладающими той или иной определенной природой. Пифагорейцы, в отличие от Платона, не признавали, что числа существуют отдельно от чувственных вещей, не разрабатывали учение об идеях и не постулировали существование между вещами и числами идеальных математических объектов. Пифагорейцы использовали понятие «подражание», утверждая, что «сущие вещи существуют по подражанию числам». Пифагорейцы могли понимать числа как определенные устойчивые вариации соотношения предела и беспредельного. Это напрямую коррелирует с важностью для пифагорейцев представления не просто о числах как статических единицах, а как о числовых соотношениях — пропорциях. Древние пифагорейцы считали, что сама природа, космос в целом как единство, обладает числовой структурой и развертывается как число, т.е. по числовым принципам. Предел и беспредельность не противопоставлялись как идеальное и материальное начала, а рассматривались как связанные гармонией необходимые структуры бытия как всего космоса, т.е. миропорядка, так и каждой вещи в нем. с.593.


В этом качестве Пифагор был известен средневековым авторам и первым гуманистам, которые в своих сочинениях цитировали сохраненные античными и раннехристианскими писателями и возводимые к нему предписания. Прежде всего в нем видели знатока и хранителя некоей сокровенной богословской мудрости и наставника в жизни. Более того, его порой считали тем самым мыслителем, который привил богомудрие еврейского народа грекам. Впервые подобное утверждение встречается у Гермиппа (III-II вв. до н.э.), писавшего о том, что «Пифагор свою философию принес грекам от иудеев». Эту же мысль высказывал христианский автор Ориген. Однако большего внимания со стороны отцов церкви, а затем и ренессансных авторов удостоились сообщения на сей счет эллинизированного иудея Аристобула (III-II вв. до н.э.) и пифагорейца Нумения из Апамеи (II-III вв.). Первый доказывал в специальном сочинении, длинные выдержки из которого приводят Климент Александрийский и Евсевий Кесарийский, зависимость философии греков (речь идет о Пифагоре и Платоне) от иудейских источников; второй же в цитированных отцами церкви отрывках из его произведений стремился сблизить пифагорейско-платоновскую традицию с восточными культами и философскими системами, подчеркивая родство между учением эллинских мудрецов и Библией.

Кроме Климента и Евсевия, на прямом знакомстве с Моисеевыми книгами в Египте некоторых эллинов, в их числе Орфея, Пифагора, Платона, из раннехристианских писателей настаивали Юстин Мученик, Кирилл Александрийский, Августин. Самым точным образом эта мысль отцов церкви была воспроизведена в эпоху Возрождения в трактатах Виссариона Никейского «Клеветнику Платона» и Полидора Вергилия «Об изобретателях вещей».

Была еще одна сложившаяся в позднюю античность интерпретация генеалогии пифагорейской мудрости, ставшая известной ренессансным гуманистам. Неоплатоник Прокл (V в.) возводил «все богословие эллинов» к орфическим таинствам: неопифагорейское предание, зафиксированное в т. н. «Священном слове», содержание которого сообщает Ямвлих (III-IV в.), гласит, что Пифагор через Аглаофема (или: Аглаофама) был приобщен к тайному знанию Орфея, обученного мудрости его матерью Каллиопой. Этим объясняется явное сходство пифагорейского богословия, в числе искавшего определение сущности богов, и орфического. На зависимости пифагорейской нумерологии от орфической акцентировал внимание в эпоху Возрождения Джованни Пико делла Мирандола. Правда, поздневизантийский философ-неоплатоник Георгий Гемист Плифон (1355—1452) выстраивая свой ряд древних богословов, хранителей сокровенной божественной мудрости, первым называл Зороастра, которому наследовали другие религиозные мыслители вплоть до Пифагора, Платона и прославленных философов их школы.

Обе эти генеалогии пифагорейской мудрости — и ту, которая связывала ее с библейским откровением (непосредственно или через египтян), и ту, которая ее истоки находила в древнеязыческой традиции, — свел в одну Марсилио Фичино, предложив шестичастную схему развития «единой и повсюду согласной с собой школы древнего богословия». В предисловии к комментариям на Плотина (1490) Фичино, подводя итог своим многолетним размышлениям на сей счет, писал: «Словом, не без вмешательства божественного провидения... произошло так, что некая благочестивая философия зародилась некогда у персов при Зороастре, а также у египтян при Гермесе, и в том, и в другом месте согласная с собой; затем была вскормлена у фракийцев при Орфее и Аглаофеме, после этого окрепла у греков и италийцев при Пифагоре и, наконец, доведена до совершенства у афинян божественным Платоном». Таким образом, Пифагор выведен в ряду других богословских авторитетов древности представителем «некой благочестивой философии», которую унаследовал от него (в более ранних вариантах от его ученика Филолая) и усовершенствовал Платон. Но поскольку Платоново учение рассматривалось как близкое и даже родственное библейскому, то и к писаниям и идеям, автором которых считался Пифагор, следовало относиться с соответствующим вниманием и уважением.

Первые сведения о Пифагоре, его учении и последователях, а также приписывавшиеся ему цитаты, сохраненные античными авторами, стали широко доступны после того, как в 1433 году Амброджо Траверсари завершил перевод с греческого на латинский язык труда Диогена Лаэртского «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов». Вскоре развился необыкновенный интерес к тому, что считали собственно писаниями Пифагора. В 1443 году Ринуччо Аретино перевел «Золотые стихи» (Carmina aurea), рассматривавшиеся как произведение Пифагора, а на самом деле являвшиеся трудом пифагорейской школы, окончательно сложившимся, вероятно, в эллинистическую эпоху (этот перевод был посвящен Пьетро Чекко Паоло). В 1454 году Джованни Ауриспа выполнил новый перевод «Золотых стихов» вместе с комментарием к ним Гиерокла, посвятив его папе Николаю V (изд. в 1474 году в Падуе). Опираясь на перевод Ауриспы, свое переложение этого девятнадцатистрочного произведения сделал Фичино (не позже 1462). Вместе с ним он создал латинскую версию «Символов Пифагора» (Symbola Pythagore), или «Знаков» («Акусм»). Оба перевода были преподнесены Козимо Медичи. «Золотые стихи» были переведены Фичино еще раз, а «Символы» — еще дважды. Он использовал оригинальные греческие тексты из трактата Ямвлиха «О пифагорейской школе» (De Pythagorica secta), той его части, которая именуется «Протрептик» (Protrepticus). Последняя латинская версия этих пифагорейских писаний в исполнении Фичино была опубликована в Венеции у Альда Мануция в 1497 году под заглавием «Золотые словеса Пифагора. Его же символы» (Pythagorae aurea verba. Eiusdem symbola). Скорее всего, Фичино принадлежит краткое пояснение к некоторым пифагорейским символам, сохранившееся в рукописи и впервые опубликованное П. О. Кристеллером в 1937 году. Лейтмотивом этого толкования является характерная для идеологии флорентийской Платоновской академии мысль о сущностном единстве пифагорейского учения и Ветхого Завета. По-видимому, сразу после завершения Фичинова переложения на основе его был выполнен к концу 1462 года еще один перевод пифагорейских трудов, главным образом «Золотых стихов» уже на итальянский язык Леоном Баттиста Альберти под названием «Пифагорейские речения» (Sentenze pitagoriche). Однако Альберти, предназначая свой труд в качестве рождественского подарка племянникам, сделал скорее не точный перевод пифагорейских текстов, а их парафразы, добавляя в них по собственному усмотрению сентенции морального характера или, наоборот, приглушая откровенно языческие мотивы некоторых фрагментов, как, например, призывы к богам, героям, демонам. После Фичино «Символы» на латынь переводили Филиппо Бероалъдо и Николай Скутеллий.

Еще до перевода пифагорейских стихов и символов, скорее всего во 2-й половине 1450-х гг. Фичино сделал переложение труда Ямвлиха «О пифагорейской школе» (в 4-х книгах), содержащего свод всей системы позднеантичного пифагореизма и преданий о пифагорейском братстве, а также принятых в нем норм общения и поведения. Переложение это следует греческому оригиналу слишком буквально. Существуют два его списка, один из которых принадлежал Джованни Пико делла Мирандола; впервые оно было опубликовано Альдом Мануцием в 1497 году в Венеции.

Что искали и находили ренессансные мыслители в учении Пифагора и его школы? Прежде всего, они считали его близким к божественному откровению, данному Моисею, и христианским заповедям. По утверждению Фичино, Пифагор, как Сократ, Платон и иные представители «благочестивой философии» древности, благодаря одной лишь «естественной способности суждения» смог самостоятельно постичь то же, что предписано Моисеевыми законами, в частности, культ единого Бога и устои нравственной жизни. За это они, даже не будучи крещены, избежали царства мертвых и оказались в лимбе в ожидании прихода Мессии. Из моральных наставлений, реализацию которых давняя традиция находила в пифагорейском братстве, ренессансные гуманисты особенно подчеркивали правило общности, установленное, как указывал Фичино, Пифагором для друзей, а Платоном для граждан. В нем находили восстановление Божьей правды, долгое время преданной забвению людьми, предвосхищение того совершенного человеческого общежития, которое заповедовал Христос людям. На этой тождественности пифагорейских и христианских социальных идеалов особенно настаивал Эразм Роттердамский в сборнике «Адагий». Комментируя поговорку «у друзей все общее», он писал: «Пифагор был не только автором изречения, но и творцом такого рода общности жизни и имуществ, каковую Христос желал ввести среди христиан. Ведь каждый, кого он, Пифагор, принимал в число своих учеников, отдавал в общее распоряжение деньги и имение, какими кто владел; это в полном смысле римского (sic!) слова зовется Koivoßiov, или ценобиум (coenobium) — конечно же, от общности жизни и имуществ». Приписывая Пифагору это изречение, во введении к «Адагиям» Эразм замечал: «Если кто с тщанием и глубже осмыслит пифагорейское “у друзей все общее”, то, нет сомнений, он поймет, что в столь кратком речении заключена вся суть человеческого счастья. И разве Платон в стольких сочинениях не склоняет к общности и созидателю ее — дружбе... Разве что-нибудь иное имел в виду основоположник нашего вероучения Христос?». И не иначе, как литературными проекциями пифагорейского принципа общности, распространенного на все аспекты жизни социума, следует рассматривать сочинение друга Эразма Томаса Мора, его знаменитую «Утопию», а равно и близкий по замыслу проект Томмазо Кампанеллы «Город Солнца».

Невозможно говорить о буквальном или сколько-нибудь точном воспроизведении ренессансными авторами наследия пифагорейской мысли. Они обращали преимущественное внимание на то, что было созвучно их настроениям и исканиям, представляло мировоззренческую актуальность для их времени. Именно в таком духе старался истолковать знаменитые пифагорейские предписания Пико дела Мирандола в «Речи о достоинстве человека», находя в них сокровенный моральный смысл. В иных случаях гуманисты могли освятить авторитетом будто бы пифагорейской мудрости идеи, для нее совсем не характерные. Например, Альберти в ряду других псевдо-пифагорейских речений привел и такое, которое не встречалось ни в одной античной подборке высказываний Пифагора, но вполне отвечало моральным установкам ренессансной поры: «Из сроков, отпущенных живущим, постоянно пропадают те, которые не используешь. Вчера прошло, в завтра нет уверенности. Итак, живи сегодня». Сходные наставления есть и у Фичино, который адресовал их Лоренцо Медичи, а этот последний воспроизвел их в знаменитых стихах: «Счастья хочешь, счастлив будь / Нынче, завтра — неизвестно» (Перевод В. Брюсова).

Черты целостной системы ренессансный пифагореизм приобрел только у Иоганна Рейхлина, горделиво заявлявшего: «Марсилио [Фичино] выпустил Платона в Италии; Лефевр д’Этапль вернул Аристотеля галлам; я пополню это число, ибо я, Капнион, [Рейлин], явлю немцам Пифагора... мной возрожденного». Следуя мысли Пико делла Мирандола о сходстве положений пифагорейского учения и каббалы, во второй книге главного своего труда «О каббалистическом искусстве» (1517) Рейхлин развернул аргументацию в пользу отождествления этих двух систем. Он находил их общность в учениях о двух мирах, о Мессии, о переселении (странствии) душ. Впрочем, иначе и быть не могло, ибо в согласии с давней традицией Рейхлин считал, что Пифагор заимствовал свои идеи у египтян, евреев, халдеев, персов. В духе ренессансного скептицизма Рейхлин формулировал в качестве положения пифагорейской философии мысль о невозможности проверять веру логическими операциями, путем умозаключений прояснять основные положения религиозной догмы, обретенной не в результате размышлений, но как дар Божественного откровения. Широкий отклик в философско-богословской мысли позднего Возрождения получила «пифагорейская» нумерология Рейхлина, находившего в числе высшее выражение тайн творения и мира: Бог, Единство, есть начало числа, два мира — первое число, вместе они образуют Троичность, за которой следует Четверица; божественный характер имеет и Десятка, объемлющая и пронизывающая все: у человека 10 пальцев, мир вращается в 10 сферах, вслед за Пифагором Аристотель выделил 10 категорий бытия. После Рейхлина «пифагорейскую» философию числа использовали и развивали Агриппа Неттесгеймский, Франческо Цорци, Джон Ди, Джордано Бруно, Кампанелла.