Судебные процессы над ведьмами в России
Суды над ведьмами в православной России отличались по характеру от судов над ведьмами в римско-католической и протестантской Европе из-за разного культурного и религиозного фона. Это часто рассматривается как исключение из современных теорий охоты на ведьм из-за предполагаемой разницы в масштабах, гендерного распределения обвиняемых и отсутствия внимания к демонологии ведьмы, которая заключила договор с Сатаной и посетила шабаш ведьм, а только к практике магии как таковой [1].
Колдовство
На Руси магов называли ведун (ведьма), а колдовство было известно как колдовство или чародейство [1]. Колдовство или ведовство определялось так же, как и в Европе, и включало в себя погодную магию, гадание, толкование снов, травяную медицину и песнопения, но форма магии, которая обычно была в центре внимания судов над ведьмами, была магией, которая использовалась для причинения вреда и называлась порча, русский эквивалент европейского понятия maleficium [1].
Существовало поверье, что некоторые люди обладают способностью использовать мистические силы природы для совершения магии, которая может быть использована как в добрых, так и в злых целях, но между колдовством и дьяволом не было никакой связи [1]. Подобно церквям Европы, Русская православная церковь решительно осуждала колдовство и хотела искоренить его, но мотивация была иной.Русская православная церковь рассматривала колдовство как форму язычества и рассматривала его искоренение как форму христианизации против следов дохристианской религии, а не как преследование людей, заключивших договор с Сатаной, и не было никакой веры или она была слабой в ведьм, которые заключили договор с Дьяволом и посещали шабаш ведьм, а только в людей — мужчин и женщин — которые причиняли вред, используя языческую магию, которых нужно было искоренить ради своих сограждан [1].
Однако то, что большинство процессов над ведьмами не касались демонической магии, не означало, что случаев демонической магии не было. Раньше считалось, что демоническая магия была неизвестна в России, однако эта теория с тех пор была оспорена. Она, безусловно, присутствовала, хотя и не столь важна.
В Древней Руси занятия магией рассматривались как обращение к злым (демоническим) силам и уклонение от веры в Бога, а потому строго запрещались как духовными, так и светскими властями. Такие действия преследовались и осуждались как религиозные преступления. Церковная позиция по этому вопросу, совпадающая с мнением государства, была изложена в «Кормчих книгах» — переводных византийских Номоканонах, которые включали различные патристические труды и решения поместных и Вселенских соборов, дополненные нормами светского права, принятыми в Руси. Следует отметить, что в каноническом праве не было единой меры наказания за колдовство. В зависимости от серьезности проступка виновным обоего пола могли назначаться различные епитимьи (вплоть до отлучения от церкви) или смертные наказания, такие как сожжение или утопление.
История колдовства в России
Первым нормативным правовым актом, принятым после провозглашения греко-византийского православия государственной религией Киевской Руси являлся «Устав святого князя Володимира, крестившего Русскую Землю, о церковных судех».
«Устав Св. князя Владимира предусматривал право духовенства судить дела о "ведовстве, потворах, чародеяниях, волховании, зелейничестве и еретичестве", всех видах злого колдовства. Те же положения были отражены в уставе о церковных судах новгородского князя Всеволода Мстиславича (XII в.), а потом и в других документах, например послании владимирского епископа (XIII в.). Устав князя Ярослава Мудрого предусматривал право мужа казнить жену, которая оказалась "чародеица, наузница, или волхва, или зелейница". За эту расправу он должен был уплатить митрополиту 6 гривен» [4].
«Охота на ведьм» нашла отражение в 4-м и 5-м поучениях епископа Владимирского, Суздальского и Нижегородского Серапиона Владимирского (? — 1275). Его 4-ое Поучение направлено на осуждение веры в способность колдунов кардинальным образом влиять на природные процессы. Для опровержения этого представления священник использует цитаты из Библии и логические доводы. Серапион верит в колдовство, но ограничивает действие чародейства кознями личного характера. Общему тону произведения, осуждающего кровавые расправы, противоречит «оговорка» автора, в которой он утверждает, что не против казней реальных преступников.
В XIV-XV веках распространение «городских ересей» привело к ужесточению наказаний за религиозные преступления. В 1410 году митрополит Фотий отправил послание новгородским священникам, в котором призывал обучать мирян не слушать басни, не принимать злых женщин, не использовать узлы, заклинания, зелья и не заниматься ворожбой. Однако уже в 1411 году по указанию псковского посадника были сожжены двенадцать «вещих женщин», обвинённых в «насылании мора». В 1462 году в Можайске князь Иван Андреевич приговорил к сожжению боярина Андрея Дмитриевича и его жену за колдовство. Также была сожжена мать Григория Мамоны, одного из воевод Ивана III, по обвинению в колдовстве.
В постановлениях Стоглавого собора 1551 г. указывается на ряд проступков, связанных с остатками язычества:
«Русалии о Иванове дни и в навечерии Рождества Христова и крещения сходятся мужи и жены и девицы на нощное плещевание, и на безчинный говор, и на бесовские песни, и на плясание, и на скакание, и на богомерзкие дела… А в великия четверток порану солому палят и кличют мертвых». В Стоглаве говорилось и о них: «Злыя ереси кто знает их и держится: рафли, шестокрыл, воронограй, остромий, зодей, алманах, звездочетьи, аристотелъ, аристотелевы врата и иные составы и мудрости еретическия и коби бесовские, которые прелести от Бога отлучают».
Изобличению «бесовства» западноевропейской астрологии посвятил свое «Послание о неблагоприятных днях и часах» Филофей Псковский (ок. 1465 — 1542):
«А звезды… не помогут ни в чем, не прибавят и не убавят».
В XVII — XVIII вв. после начала церковного Раскола в России усиливается охота на ведьм и колдунов. До этого времени обвинения в колдовстве и богоотступничестве носили в основном политический характер. Царь Иван Грозный обвинял своих противников в волховании, чтобы оправдать репрессии против них. В свою очередь противник царя князь Андрей Курбский обвинял его в том, что царь пил за здравие дьявола и прибегал к помощи колдунов, разных «чаровников» и «шептунов», которые общались с дьяволом. В колдовстве также подозревались царь Борис Годунов (1552—1605) и самозванец Дмитрий. Их современник француз де Ту писал в своих мемуарах:
«Борис обвинял в чародействе Димитрия, Димитрий уличал в том же Бориса, в России и теперь во всем видят колдовство и жалуются на чародеев» [5].
Однако в столь важном юридическом кодексе, как Соборное Уложение 1649 г., еще отсутствовало непосредственное осуждение колдовской практики, и колдунов могли привлекать к ответственности лишь за «умысел» на здоровье государя, а также за «богохульство». Лишь в 1653 году царем Алексеем Михайловичем был издан специальный указ, повелевавший «никаких богомерзких дел не совершать, не держать отреченных, гадательных и еретических книг, не ходить к ворожеям и ведунам». При последующих правителях Руси этот указ постоянно обновлялся.
Как отмечает в своем исследовании В. Кивельсон,
«Православная Россия включилась в этот процесс [охоты на ведьм] с опозданием, в начале XVII века, но ее власти проявили завидный энтузиазм в преследовании колдунов и всех, кто практиковал магию. До нас дошли материалы приблизительно 230 процессов, проходивших в светских судах, — около пятисот человек обвинялись в занятиях магией или ее использовании тем или иным образом. Приблизительно то же количество дел дошло до нас и от XVIII века» [3].
Еще одной характерной особенностью российских дел о колдовстве, по мнению Кивельсон, является практически полное отсутствие (до эпохи Петра I) интереса к возможным связям обвиняемых с сатанинскими силами — несмотря на то, что сама идея договора с дьяволом была известна на Руси по меньшей мере с XII в. По словам В. Кивельсон, магия в Московии была «прозаичной», а типичный процесс касался в первую очередь обвинений в порче, т.е. нанесении вреда колдовскими средствами — что соответствует западноевропейскому понятию maleficium. Таким образом неразвитость демонологии была одной из важнейших причин, обусловивших отсутствие в России масштабной «ведовской истерии». Также примечательно, что в России бóльшая часть обвинений в таких процессах выдвигалась в отношении мужчин. По данным В. Кивельсон,
«Три четверти всех тех, кто, согласно материалам процессов XVII века, занимался колдовством, были мужчинами. Мне удалось установить пол обвиняемых для 223 процессов, на которых предстали как минимум 495 человек. <...> В 34 случаях из 223 обвинения предъявлялись только женщинам-колдуньям. Еще в 40 — мужчинам и женщинам, якобы действовавшим сообща. В остальных 149, то есть в 67 % всех дел, для которых можно установить пол обвиняемого, — перед судом представали только мужчины. Из 495 обвиняемых 367 (74 %) были мужчинами и 128 (26 %) — женщинами» [1].
В 1656-1660 годах в селе Лух под Москвой состоялся один из самых крупных и известных ведьмовских процессов в России. Двадцать пять человек, большинство из которых были мужчинами, обвинялись в том, что наложили порчу на 45 человек, вызвав эпидемию припадков у 33 женщин и двух мужчин, а также импотенцию у десяти мужчин. Пятеро обвиняемых были казнены за колдовство.
В 1906 году русский ученый Николай Яковлевич Новомбергский опубликовал сборник протоколов московских процессов над ведьмами XVII века, который по сей день является наиболее полным источником знаний о русском колдовстве. Из-за отсутствия других документов истинный масштаб российских процессов над ведьмами неизвестен. Некоторые ученые говорят о 99 случаях между 1622 и 1700 годами [1]. другие — о 136 [3]. Точного числа обвиняемых в колдовстве в России нет, не все дела были переданы местными судами в центральный суд. Большинство дел представляли собой небольшие судебные процессы с одним обвиняемым колдуном, но были и более крупные процессы, например, три с более чем сотней свидетелей [1].
В эпоху Петра I о колдовстве говорится в двух документах — Уставе Воинском (1716 г.) и Морском Уставе (1720 г.). Согласно Уставу Воинскому, «чародейство», наряду с «идолопоклонством», является прежде всего преступлением против Бога, и соответствующие артикулы помещены в первой главе Устава, которая называется «О страхе Божии». Устав Воинский содержит два важных положения: во-первых, что посредством чародейства можно причинить реальный вред кому-либо и во-вторых, что занимающийся чародейством может иметь «обязательство с дьяволом»: «ежели оный своим чародейством вред кому учинил, или действительно с диаволом обязательство имеет». Устав предусматривает различие в степени наказания, в зависимости от наличия или отсутствия отягчающих обстоятельств (т.е. причиненного чародейством ущерба и договора с дьяволом): от сожжения до наказания шпицрутенами. Устав Воинский предусматривает наказание не только «чародею», но и тому, кто обращается к его услугам: «Кто чародея подкупит, или к тому склонит, чтоб он кому другому вред учинил, оный равно так как чародей сам наказан будет». Морской Устав помещает распоряжения о колдовстве в первую главу четвертой книги «О благом поведении на кораблях» и во многом дословно повторяет артикул Устава Воинского. Однако здесь чернокнижие располагается в одном ряду с отравлением: «наказание сожжения есть обычная казнь чернокнижцам, и тем, которые чрез отраву вред какой учинят». Морской Устав предполагает, что «письма и слова» преступника-чародея могут быть богохульны или содержать отвержение от Бога, в таком случае его ожидает самое суровое наказание (сожжение). Если же ни того, ни другого в письмах не замечено, предполагается, что это могут быть «точию суеверные бредни» и наказание становится несколько мягче.
Также колдовству посвящены два именных указа императрицы Анны Иоанновны от 25 мая 1731 г. «О наказании за призывание волшебников и о казни таковых обманщиков» и синодский указ от 25 ноября 1737 г. «О пресечении суеверий». Указ 1731 г. направлен как против «волшебников», так и против тех, кто прибегает к их услугам. Концепция колдовства, представленная в указе, является в достаточной мере противоречивой. С одной стороны, текст указа неоднократно называет волшебников «мнимыми волшебниками» и «обманщиками», о них говорится, что «некоторые люди [...] показывают себя будто они волшебства знают» и в качестве причины, по которой люди притворяются волшебниками указ приводит ту, что они «за то получают себе немалые прибытки». С другой стороны, те, кто именует себя волшебниками, поступают так, «забыв страх Божий и вечное за злые дела мучение», их приемы называются «душевредными способами», «богомерзкими делами».
Указ предполагает крайне суровые наказания как для волшебников, так и для их клиентов. Первые подлежали смертной казни через сожжение, вторые — смертной казни либо наказанию кнутом. Указ 1737 года посвящен не волшебству, а различным «суевериям», к числу которых отнесены кликушество, разглашение ложных чудес при иконах, колодцах и источниках и почитание «не свидетельствованных» мощей.
По мнению современного исследователя колдовства А.С. Лаврова, указ был понят местными властями как сигнал к началу кампании против всякого «еретичества»: количество следственных дел о колдовстве резко увеличилось, если в 1726 г. таких дел вообще не было, в 1727 г. — одно, в 1728 г. — восемь, в 1729 г. — четыре, то после указа наметился явный рост — в 1732—1740 гг. было расследовано 40 дел о колдовстве, причем в 15 из них содержалась прямая ссылка на указ 1731 г. [3]. В Симбирске на протяжении четырех лет расследовалось дело о колдовстве посадского человека знахаря Якова Ярова по доносу его жены. На основании материалов расследования Канцелярии Симбирской провинции Казанская губернская канцелярия по указу от 25 мая 1731 г. приговорила Ярова к смертной казни и 18 марта 1736 г. он был сожжен на соборной площади Симбирска. Как считает А.С. Лавров, это был последний в России случай сожжения колдуна.
Конец охоты на ведьм
В царствование Елизаветы не было опубликовано ни одного закона по поводу колдовства или суеверия, но соответствующие статьи были внесены в план для сочинения нового уложения и распределены следующим образом: глава 18 «О богохулении», глава 20 «О еретичестве и суеверии», глава 34 «О колдунстве и волшебстве», глава 35 «Об отраве», глава 42 «О мошенниках». Фактическая декриминализация колдовства произошла в эпоху царствования Екатерины II, когда государство начало рассматривать колдовство исключительно как опасное мошенничество, возникающее из-за невежества народа. Ущерб от порчи теперь воспринимался как результат отравления различными травами, корнями и порошками, а не как следствие магических действий. В судебных разбирательствах стали привлекать экспертов — аптекарей и провизоров, которые должны были выяснить, какие «зловредные корни» используют мошенники.
При Екатерине II был издан Сенатский указ от 14 марта 1770 года «О предостережении судей от неправильных следствий и решений по делам о колдовстве и чародействе и о наказании кликуш плетьми, яке обманщиц» подвергает сомнению как возможность колдовства, так и существование действительных колдунов. Выбор слов, используемых указом, сам по себе достаточно показателен и не нуждается в комментариях: «мнимые чародеи», «мнимоназванные чародеями крестьяне», «суеверие о порчах», «якобы порча», «вещь совсем несбыточная», «пустая мечта», «осязательная ложь», «пустая, смеха и презрения достойная баснь». Колдовство, уже как обман и шарлатанство, упоминается в статье 399 Учреждения для управления Губерний Всероссийской Империи 1775 г. и в трех статьях Устава Благочиния 1782 года:
«Подтверждается запрещение колдовства, или чародейства, или иного подобного обмана, произходящаго от суеверия, или невежества, или мошенничества, и для оного начертании на земле, или курении, или пугание чудовищем, или воздушные или водяные предвещании, или толковании снов, или искании клада, или искании видений, или нашептании на бумагу, или траву, или питье».
К концу XVIII века обычным наказанием за преступления такого рода стало церковное покаяние.
В последующем российском уголовном законодательстве сохранялись отдельные составы, ранее считавшиеся признаками колдовства. В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. разглашение «ложных чудес» (ст. 1159), объявление себя колдуном или чародеем, лжепредсказания и лжепредзнаменования (ст. 1160), распространение слухов о мнимых видениях, продажа «мнимоволшебных напитков», «составов» и талисманов (ст. 1161), кликушество (ст. 1163) рассматривались не как религиозные преступления, а как преступления, «нарушающие общественное спокойствие и порядок», выражающиеся в «подложном проявлении чудес и других сего рода обманов». Статьей 263 главы 12 «О нарушении постановлений, ограждающих общественное спокойствие» Уголовного Уложения 1903 г. предполагалась ответственность лишь за распространение «заведомо ложного, могущего возбудить общественную тревогу, слуха», а о народных суевериях упоминалось в статье 79 главы 2 «О нарушении ограждающих веру постановлений», предусматривавшей ответственность за похищение или поругание действием тела умершего «по суеверию, неразумению или невежеству».
Интерпретации охоты на ведьм в России
В то время как процент обвиняемых женщин-ведьм в большинстве регионов Европы превышал 75%, Россия в этом отношении, наряду со скандинавскими странами, является явным исключением: в 1622–1700 годах 68% обвиняемых были мужчинами [3] Одна из теорий предполагает, что причина преобладания мужчин среди обвиняемых связана со спецификой правовой системы в России, и утверждает, что новое юридическое определение магии, введенное в 1716 году в военный кодекс, было решающим фактором. После принятия закона число обвинений в колдовстве значительно возросло среди солдат и правительственных чиновников. До этого антиведьмовские законы имели основную функцию защиты царя, а основными категориями обвиняемых были священнослужители — обычно мелкие сельские священнослужители или люди, связанные с ними — и члены суда или царской администрации. Магия практиковалась обоими полами на всех уровнях общества с самых ранних исторических времен, и статистическое преимущество осужденных мужчин было обусловлено конфликтами в областях, где доминировали мужчины. Когда обвиняли женщин, они относились к тем же категориям; они часто были женами солдат или священнослужителей или были каким-то образом связаны с двором или важными деятелями государства. Согласно этой теории, охота на ведьм в России может быть интерпретирована как политическое, а не религиозное явление [4].
Примечания
- 1. Кивельсон, В. Магия отчаяния: моральная экономика колдовства в России XVII века. — СПб.: Academic Studies Press; БиблиоРоссика, 2020.
- 2. Лавров, А.С. Колдовство и религия в России. 1700-1740 гг. — М.: Древлехранилище, 2000. — С. 364-365.
- 3. Кивельсон, В. Магия отчаяния: моральная экономика колдовства в России XVII века. — СПб.: Academic Studies Press; БиблиоРоссика, 2020. — С. 15.
- 4. Хрусталев, Д. Колдовство на Руси. Политическая история от Крещения до "Антихриста". — М. АСТ 2023. — (Серия: История и наука Рунета). — С.17.
- 5. Сказания современников о Димитрии Самозванце. — Ч. 1. — СПб., 1859. — С. 337.