Иисус Христос

Древнейшее изображении Христа. Из катакомб Коммодиллы, конец IV в.

Иисус Христос (греч. Ἰησοῦς Χριστός) — центральная фигура христианской религии и мифологии. Большинство христиан верят, что он является воплощением Бога-Сына и долгожданного мессии (Христа), посланного Богом для спасения всех людей, предсказанного в еврейской Библии. Земная история не оставившего после себя никаких текстов Христа [1] детально, хотя и спустя многие десятилетия после происходивших событий, описана в ряде евангелий (тексты четырёх из них попали в конечном итоге в Новый Завет). Время предполагаемого земного рождения Иисуса неизвестно; в конце концов, дату его рождения как общепринятую (Рождество Христово) стали праздновать в конце дней зимнего солнцестояния (25 декабря). Активная проповедь Иисуса пришлась лишь на три года его жизни, когда ему было 30-33, а его земная жизнь оборвалась в 33 года: он был распят за «богохульство» и «неуважение к власти» по приговору представителей римской колониальной администрации в Иерусалиме. Христиане верят, что Иисус воскрес из мёртвых на третий день после распятия, а затем, через некоторое время, вознесся на «небеса», то есть, к Богу-Отцу. Следует отметить, что ни один из апокрифических текстов, описывавших детские годы Иисуса и чудеса, якобы творимые им тогда, так и не получил признания со стороны христианских церквей.

Символизм Христа

Ранние христиане не считали, что Иисус Христос имел красивый облик. В полемике против платоника Цельса христианский автор Тертуллиан (155/165 — 220/240), повторяет слова другого христианского апологета Оригена (ок. 185 — ок. 253 гг.)::

«Спаситель походил на ничтожного человека, на раба».

Такая трактовка опирается на образ Христа как Vir Dolores (Мужа скорбей), которая происходит из 53-й главы Книги пророка Исайи:

«Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от него лицо свое. Он был презираем, и мы ни во что не ставили его».

В другом своем трактате «О плоти Христовой» Тертуллиан пишет:

«"Откуда у него это учение и чудеса?" — говорили даже те, кто с презрением взирал на его облик, настолько тело его было лишено человеческого величия, не говоря уже о небесном блеске. Страсти, в частности, свидетельствуют о плоти человеческой, а поношения — о ее невзрачности. Дерзнул бы кто-нибудь хоть кончиком ногтя поцарапать тело небесной красоты или оскорбить чело оплеванием, если бы оно не заслуживало этого?»

«Призвание первых апостолов» (1482). Фреска Доменико Гирландайо (Сикстинская Капелла, Ватикан)

Другой ранний христианский автор Климент Александрийский (ок. 150 — ок. 215 гг.) в своем «Педагоге» разделяет внешнюю красоту и «истинную»:

«Не внешней красотой плоти блистал он, а истинной красотой души и тела. Красотой души в благотворениях, красотой тела в бессмертии плоти».

К концу первой трети III века в христианском мире появляются образы символические, т.е. связанные с иносказательными, указывающими знаками, показывающими на Христа, но не изображающими его. Самым ранним символом Христа является рыба. На катакомбной плите, закрывающий локулус, нишу в стене, с эпитафией некой Антонии, где показаны две рыбки, приближенные к якорю: «Надежда моя Христос». Само древнегреческое слово «ихтис» является анаграммой пяти слов Jesous Christos Theou Yios Soter («Иисус Христос, Бога сын, Спаситель»). Как пишет Тертуллиан: «Мы, маленькие рыбки, плывем за большой нашей Рыбой — Христом» и приводит пословицу: «Piscis assus — Christus passus» («Рыба жареная — Христос страдающий»). Другой, более устойчивый и распространенный образ Христа — это добрый пастырь. Это иллюстрация к притче о добром пастыре, которую рассказывает евангелист Лука. Пастырь, потеряв одну овцу из ста, оставляет тех 99 овец, которые никогда не терялись, и отправляется за нею, а найдя, приносит ее на плечах в стадо и говорит своим товарищам:

«Порадуйтесь со мною, я нашел мою пропавшую овцу».

Для доброго пастыря есть предшествующая иконографическая традиция в мире античности. Это Гермес Овценосец, Гермес Криофор, указывающий на определенную роль Гермеса как проводника в загробный мир. Он несет душу в царство мертвых, подобно пастуху, который несет овцу на плечах. Христос, выводящий души из Ада, сопоставлялся с греческими героями — Орфеем и Гераклом.

«Источник жизни». Жан Белльгамб. Грешники омываются кровью Христа

Одним из главных символов Христа является агнец. Этот образ нагружен глубокими смыслами, начиная от жертвоприношения Авраама, где кровь сына заменена кровью агнца, вплоть до Апокалипсиса Иоанна Богослова. Если вспомнить слова другого Иоанна, Крестителя, «Се агнец Божий, взявший грехи мира», а также пятую главу Апокалипсиса (поклонение Агнцу), становится понятно, почему агнец в виде отдельного изображения, в виде именно символической замены Христа начинает фигурировать сначала в катакомбной живописи.

Также существовал Христос Гелиос — изображение Христа с солнечным нимбом, иногда на колеснице.

Христос мог иметь и облик льва, быть «львом от колена Иудина». Христиане видели указание к этому в пророчестве праотца Иакова в книге Бытия, о благословенном патриархе Иуде, предке Мессии: «Молодой лев Иуда, с добычи, сын мой, подымается». Это нашло отражение в пятой главе Откровения, где Пресвитер Иоанн говорит:

«Я много плакал о том, что некому снять печати с книги, лежащей на престоле, и услышал голос: не плачь, вот лев от колена Иудина, он победил».

Еще один тип изображения Христа, который важен для раннего и высокого Средневековья. Это Судия в Страшном суде, изображавшийся обычно в облике старца.

«Иисус и самаритянка» (1310-1311). Дуччо ди Буонинсенья. Музей Тиссен-Борнемиса, Мадрид

Оживляющая и спасающая кровь Христа может быть образом оживляющего Духа, Квинтэссенции. Согласно принятому с начала IV века официальному Символу веры Католической и Православной церквей (позже разделяемой и большинством протестантов) Иисус является вторым лицом Божественной Троицы (Отец — Сын — Дух Святой).

Как отмечает Карл Густав Юнг,

«В герменевтических сочинениях Отцов Церкви, восходящих еще к дням первоначального христианства, Христос имеет несколько символов или ‟аллегорий”, общих с дьяволом. В их числе я назвал бы льва, змею (coluber, "гадюку"), птицу (дьявол = nocturna avis), ворону (Христос = nycticorax, ‘ночная цапля’), орла и рыбу» [2].

Христианские церкви, принадлежащие к мейнстриму кафолической ортодоксии, практически единогласно считают Иисуса тем самым Мессией (Мошиахом), приход которого предсказывали библейские пророки. Однако сами иудеи и, например, представители гностической традиции всегда отвергали подобные притязания. Иудеи — в том числе потому, что Мессия должен явиться гораздо позже и не строить свое учение на отрицании существенной части Закона, а гностики — потому, что Иисус был сыном не Яхве (по умолчанию отождествлявшегося ими с протоархонтом Иалдабаофом), но Непознаваемого Бога.

«Совлечение одежд с Христа» (1577-1579). Картина Эль Греко. Собор г. Толедо (Испания)

Любопытно, что Ин. 20:28 — единственное место в Новом Завете, где Иисус прямо назван Богом (греч. ό θεός).

В XIX и первой половине XX века в Европе (и особенно — с подачи советских идеологов «научного атеизма» — в СССР) были популярны воззрения представителей т.н. «Мифологической школы», согласно которым Иисус и апостолы зачастую не существовали вовсе. Представители школы, наиболее известными представителями которой были Эрнест Ренан (1823-1892), Артур Древс (1865—1935) и Поль-Луи Кушу (1879—1959), а в Латвии, а затем и в СССР — академик Роберт Виппер (1859—1954), обосновывали свои выводы тем фактом, что в текстах Нового Завета есть множество противоречий и прямых фальсификаций. Несмотря на то, что вывод о «несуществовании» Иисуса был впоследствии отвергнут библеистами, заслуга «мифологов» в деле критического исследования текстов новозаветной традиции (особенно канонических) представляется очевидной большинству ученых.

Образ Христа в гностических текстах

В текстах христианского гностицизма Христос как основное действующее лицо [3] упоминается в ключевом тексте египетских гностиков, имеющем преимущественно космологический характер, «Апокрифе Иоанна», а также «Евангелии от Фомы», которое традиционно рассматривается как компилятивный текст с приписываемыми Иисусу многочисленными изречениями гностического и полу-гностического характера, в парадоксальном гностическом «Евангелии от Филиппа», в нравоучительной «Беседе Спасителя», в недавно обнаруженном преимущественно космологическом «Евангелии Иуды Искариота», а также в двух позднегностических «Книгах Иеу» теургического и магического характера и в позднегностической же поэтико-инициатической «Пистис Софии»). Однако наряду с этими общеизвестными исследователям раннего христианства текстами образ или упоминание Иисуса (или же, как минимум, Его апостолов), либо Христа как небесной Сущности, присутствует и в других коптских гностических трактатах — собственно говоря, в подавляющем большинстве из них [4], что подчеркивает теснейшую связь между гностицизмом и ранним христианством как таковым. Например, в текстах из преимущественно гностической по своему содержанию «Библиотеки Наг-Хаммади», обнаруженных в Верхнем Египте в 1945 году и к настоящему времени переведенных на все основные европейские языки, Иисус или Его апостолы не упоминаются только в текстах «Апокалипсис Адама» ,«Гром — Совершенный Ум», «Подлинное Учение» («Достоверное Слово»), в отрывке из «Государства» Платона, в герметических текстах Кодекса VI («Рассуждение об Огдоаде и Эннеаде», «Благодарственная Молитва», «Асклепий 21—29»), в трактатах «Три Стелы Сифа», «Зостриан», «Марсан», «Аллоген» [5], в кратких рукописях «Гипсифрона» и «Мысль Нореи», а также в переведенных на коптский язык «Изречениях Секста».

Принципиальным отличием гностической христологии от новозаветной является то, что в первой Иисус может не быть основным действующим лицом, но в то же время охват тем для бесед и проповедей, вкладываемых в Его уста, гораздо шире, чем во второй: это не только вопросы морали и стяжания истинной мудрости (где обе цели служат достижению Царства Небес), но и общефилософское и, в частности, космологическое описание Вселенной, часто данное в подчеркнуто дуалистическом ключе (как, например, в «Апокрифе Иоанна»). При этом если в текстах Нового Завета Иисус является богочеловеком, который пришел «не нарушить Закон, но исполнить его» [6], то в гностических трактатах учение Иисуса, творчески развитое их авторами, является если и не явным образом отрицающим иудейский Закон и космологические представления т.н. нормативного иудаизма, то как минимум самостоятельным учением, преподанным иудеям, в котором ссылки на Библию присутствуют лишь по принципу «Местные жители воспримут только те образы, которые им уже хорошо знакомы».

Гностический Иисус Христос — это принявший человеческий облик (причем некоторые гностики, судя по всему, считали, что Он был человеком «лишь по видимости», то есть призраком, докетом) один из весьма многочисленных Эонов Плеромы (Христос, или Хрестос [7]), из которого невозможно было напрямую вывести церковную Доктрину Троицы, в которой Он стал бы ее вторым лицом (т.н. Богом-Сыном), как это было позднее сделано Церковью на основании «творческого осмысления» новозаветных евангелий и переработанных ею же оригинальных посланий ап. Павла. В то же время, в гностических текстах мы встречаем эпитеты, которыми награждают Иисуса и новозаветные тексты: Сын Человеческий (что не обязательно означало Его рождение от земных родителей), Мессия (=Христос), Сын Божий, Господь, Сын, Учитель (=Равви), Спаситель, Искупитель и т.п. Однако в эти эпитеты часто вкладывался иной смысл, нежели в новозаветных текстах, кроме того, разнообразие и поэтизация этих эпитетов в гностических текстах были, явным образом, большими, нежели в текстах новозаветных. Любопытно также отождествление Иисуса Христа с библейским (Быт. 4:25 и пр.) Сифом, третьим сыном Адама (см. «Второе Слово Великого Сифа»), тогда как в новозаветных евангелиях Сиф — лишь часть земных родословий Иисуса, даже породившее в религиоведении не вполне корректный и восходящий еще к ересиологам термин сифианский гнозис (или более современный, но не более корректный сифианский гностицизм).

Мелхиседек в одноименном трактате из Наг-Хаммади также однажды отождествляется с Иисусом Христом (аналогичным образом доступные в древности анонимные тексты такого рода породили уверенность ересиологов в существовании некоей гностической секты мелхеседекиан).

В компилятивном коптском переводе трех несохранившихся греческих первоисточников под общим названием «Парафраз Сима» [8] Иисус не называется ни по Имени, ни по эпитетам, однако, по мысли переводчика текста, И.С. Егоренкова, есть вероятность, что Он в этом трактате также присутствует:

«Дердекия описывает всевозможные тяготы и бедствия, ожидающие потомков Сима на Земле. Среди множества персонажей, которые выходят на сцену в пророчестве Дердекии, наше внимание прежде всего привлекают три демона, один из которых распространяет на земле веру, другой будет распят под именем Солдас, а третий проповедует ложное крещение (через погружение в воду). В их характеристиках возможно усмотреть аллюзии на Христа, на Иисуса как физическую оболочку Христа и на Иоанна Крестителя. Пророчество Дердекии завершается обещанием благополучного исхода, а также предостережениями и наставлениями Симу... В трактате содержатся намеки (хотя и весьма туманные) на деятельность Иоанна Крестителя, на крещение Иисуса, его воплощение, Страсти Господни, "сошествие во Ад" и Вознесение (в качестве воплощения Христа выступает сам носитель откровения — Дердекия)».

Автор «Апокрифа Иакова» (NHC I, 2), вслед за ап. Павлом, вводит крайне любопытную тему «проклятия» Иисуса, когда последний утверждает, что «отдал Себя под проклятие для вас, чтобы вы были спасены» [9]. Переводчик этого текста Дм. Алексеев отмечает, что автор подразумевает в т.ч. и то, что Иисус воскрес, находясь под проклятием как преступивший закон, и, воскреснув, разрушил закон, посрамив законодателя (Яхве) и освободив подзаконных.

Пространная «Книга Величия Отца» (или же т.н. Трактат без названия из Кодекса Брюса) прямо описывает теофанию Иисуса Христа, при этом не называя Его по имени, но не оставляя у читателя сомнений, что речь именно о Нём.

В самом деле, гностический Иисус часто воспринимался именно как феномен эпифании / теофании — как божество, сошедшее прямо с небес на землю близ иудейского города Капернаум в облике 30-летнего мужчины. Этому восприятию способствовало чрезвычайно популярное в раннехристианских общинах «Евангелие Господне», сохранённое Маркионом Синопским и широко известное с начала 40-х гг. II века как вероятный прообраз будущего новозаветного Евангелия от Луки), первая глава которого (почти тождественная 4-й главе Луки, начиная с Лк. 4:31) кратко описывала это событие, отвергая, таким образом, какие бы то ни было «земные родословия» Иисуса и его «непорочное зачатие» Девой Марией, на которых настаивала позже Церковь. Однако в некоторых поздних гностических трактатах, написанных ближе к 3-му или в 3-4 вв. и потому уже испытавших на себе влияние зародившейся ортодоксии (например, в «Пистис Софии») мы можем найти и образы Девы Марии, и даже мифологические сюжеты о «детстве Иисуса», причем последние перекочевали туда уже из т.н. новозаветных апокрифов.

В манихейском гностицизме также существует небесный Эон Иисуса под названием Иисус-Сияние, порожденный, наряду с Девой Света (также встречающейся нам в «Пистис Софии»), Отцом Величия. Его роль в манихействе весьма многогранна. В частности, согласно манихейским «Кефалайя» (Главам Учителя), Иисус-Сияние подавляет бунты архонтов и их приспешников против сил света, а также порождает т.н. Двойников — своего рода ангелов-хранителей светлых сил, необходимых последним в вечных битвах сил света и тьмы. Известный нам по евангельским текстам Иисус Христос и есть Иисус-Сияние во время земной миссии последнего. Исследователи гностицизма предполагают также наличие у Иисуса «тёмного двойника» [10].

Иисус Христос в Греческих магических папирусах

В Греческих магических папирусах, имевших хождение в позднеантичном Римском Египте, можно встретить призывания в том числе и Иисуса Христа. Как отмечает Борис Деревеский,

«Первый из этих папирусов <PGM IV, 1227—1264> содержит формулу заклинания для экзорциста, а также инструкцию по изготовлению магического амулета. Интересно, что все объяснения написаны по-гречески, а само заклинание даётся на коптском языке. В ряду фантастических имён, которые перечисляет заклинатель, встречаются и имена известных божеств <...>: в заклинании призываются Иао, Саваоф, Бог Авраама, Исаака и Иакова, а также Иисус Христос, названный "Святым Духом, Сыном Отца, Который ниже Семи, но в числе Семи"» [11].

Второй папирус (PGM IV, 3016—3027) — заклинание для экзоциста, совсем краткий, поэтому уместно привести его текст полностью:

«Заклинаю тебя богом евреев Иисусом, Иаба, Иае, Абраот, Айа, Тот, Эле, Эло, Аео, Эу, Пибех, Абрамас, Иабарау, Абельбель, Лона, Абра, Мароя, Бракион, который является в огне, посреди земли, снега и тумана, — Таннетис, пошли своего ангела неумолимого, чтобы он схватил демона, витающего вокруг этого создания, которого Бог сотворил в святом раю, заклинаю тебя святым богом, Аммоном Ипсентанхо» [12].

Образ Христа в Телеме

Алистер Кроули упоминает Христа в целом ряде своих работ, отзываясь о нем достаточно противоречиво, рассматривая его то как образ господствующей церкви, то как эзотерический символ. Наиболее подробно он пишет о нем в своей работе «Liber 888: Евангелие от Святого Бернарда Шоу», представляющей собой комментарий к пьесе Шоу «Андрокл и лев». Рождению Христа посвящена поэма Кроули «Благодатная Мария»:

«Блажен тот, кто страданий не избег,

И, ноги окровавив, шёл весь век.

Чтоб измождённое склонить чело,

О Роза роз, на Твой святой ковчег.

Пока пришельца кротко и светло

Сияние Твоё не облекло» [13].

Там же:

«И как солнце, была кровь Христа горяча

Для холодной земли благодатней луча.

Так в мучительный час благодатным дождём

Сына Матерь кропит с думой вечной о Нём,

А Твой Сын в темноте возжигает зарю.

Как Небесному здесь подобает Царю.

В чаше мира чистейшим вином вновь и вновь

Кровь Его и твоя благодатная кровь,

И целит нас в ночи среди гибельных бед

Непорочный Твой свет, непорочный Твой свет» [14].

Столь же позитивно Алистер Кроули толкует образ Христа в своей статье «Человечество — прежде всего!», опубликованной в журнале «Интернешнл» в ноябре 1917 года:

«Вспомним того, кто сошел с небес и облекся плотью среди евреев не для того, чтобы привести свой народ к победе, не для того, чтобы принять мирское владычество над землей, но для того, чтобы нести свет и истину всему человечеству.

Если бы Спаситель Человечества соблаговолил принять патриотическую миссию избавления от римлян, он бы объединил свой народ, но человек тогда не был бы искуплен. Потому его народ назвал его изменником и предал его своим же поработителям. Пусть же те, кто готов — подобно Ему — принять позор и посрамление, а если нужно, и крест, выйдут вперед; пусть воздвигнут они знаменем своим орифламму Солнца, ибо Солнце светит равно всем народам земли; и пусть на передовом краю их битвы воссияет один искупительный помысел: "Человечество — прежде всего!"» [15]

В своей работе «Видение и Голос» Кроули пишет об опасности искушения агнцем:

«... на вершине находится Агнец со Знаменем, как на некоторых христианских медалях, из нижних же существ одно — волк, а другое — ворон. Символ Агнца со Знаменем гораздо ярче двух других. И он разгорается все ярче и ярче; и вот он уже не уступает в сиянии самому колесу и превосходит его размером.

И он говорит: "Я — величайший искуситель, ибо мои чистота и невинность соблазнят чистого и невинного, который достиг бы центра колеса, когда бы не я. Волк обманет только жадного и вероломного; ворон обманет только погруженного в уныние и бесчестного. Но я — тот, о котором написано: 'Он прельстит и избранных'. Ибо в начале Отец всего сущего призвал духов лжи, дабы просеяли они тварей земных через три решета, по трем родам душ нечистых. И избрал он волка для вожделения плоти, а ворона — для вожделения ума; меня же поставил надо всеми изображать чистые движения души. Тех, кто пал добычей волка и ворона, я не губил; но тех, кто отверг меня, предавал я гневу ворона и волка. И один рвал его зубами на части, а другой расклевывал труп. И потому мое знамя бело, что я не оставил на земле ничего живого. Я пировал на крови Святых, но люди так и не заподозрили во мне врага своего, ибо руно мое бело и тепло, и зубы мои — не зубы, разрывающие плоть, и глаза мои кротки, и не узнают во мне предводителя тех духов лжи, коих Отец всего сущего послал от лица своего в начале". (Его соответствие — соль, волка — ртуть, а ворона — сера)» [16].

В «Книге Тота» Алистер Кроули использует для обозначения Иисуса другой христианский символ — рыбу:

«Рыба — это еще и Vesica (или Лоно), и Христос, и так далее. В этом символе сведено воедино все Тайное Учение» [17].

В своей работе «Открытки Послушникам» Кроули пишет:

«I. Мир развивается благодаря тому, что в него приходят Христы (гении).

II. Христы (гении) — это люди, наделенные сверхсознанием высочайшего порядка. <...>

I. Теология не имеет значения: и Будда, и святой Игнатий были Христами.

II. Мораль не имеет значения: и Сократ, и Мухаммед были Христами».

Образ Христа в теософии XIX-XX вв.

Е.П. Блаватская неоднократно отмечала в своих теософских трудах, что, хотя историческое христианство, по ее мнению, потерпело при исполнении своей миссии полную неудачу, это не может бросить тень на самого Иисуса Христа, к которому она относилась с огромным уважением, отмечая, прежде всего, вопиющее несоответствие между его жизнью (и смертью) и заповедями с догматами и реальной политикой христианских церквей. Как и гностики, Блаватская не считала Христа чаемым иудеями Мессией, а считала его посланцем Неведомого Бога, проводя параллели с божествами восточных религий и культов, появлявшихся на земле. При этом уникальность учения Христа Блаватская отрицала, говоря, что смысл любой его проповеди можно найти также и в более ранних памятниках древней языческой мудрости как Востока, так и Запада. В изречениях Христа, в том числе вошедших в новозаветный канон, Блаватская очень часто видела и выявляла скрытую эзотерическую подоплёку, которая, по ее мнению, наилучшим образом оказалась продемонстрирована в гностических учениях. При этом крупных работ, прямо посвящённых Христу и его ученикам, у Блаватской не было: были лишь отдельные главы в «Разоблаченной Изиде» и «Тайной Доктрине», несколько совсем кратких статей, посвященных отдельным евангельским сюжетам и оккультно-эзотерическому и магическому происхождению символизма Католической церкви, а также написанная в 1891 году, уже перед самой ее смертью (и, вероятно, доработанная уже ее учениками) статья о символизме «Пистис Софии».

В «Теософском словаре», где Христос упоминается десятки раз, Блаватская пишет в посвященной ему отдельной статье, озаглавленной «Хрестос»:

«...Каждая добрая личность может найти Христа в своём "внутреннем человеке", как это выражает Павел ("Ефесянам" III, 16-17), будь то еврей, мусульманин, индус или христианин» [18].

Сооснователь Теософского общества Генри Олкотт рассматривал Иисуса Христа как одного из Великих Посвящённых, наравне с Буддой, Кришной и другими духовными учителями. В своих лекциях и статьях, таких как «The Buddhist Catechism» (1881), он проводил параллели между учениями Христа и буддизмом, подчёркивая универсальность их этических принципов. Если Блаватская отрицала непосредственную божественность Христа как миф, Олкотт был более конкретен и интерпретировал его как человека, достигшего высокого духовного уровня, а не как Второе Лицо Троицы. Он считал, что Христос был частью Великой Белой Ложи, духовной иерархии, направляющей человечество. В своих работах, таких как статьи в журнале «The Theosophist» (1879—1907), Олкотт обсуждал эзотерические аспекты христианства, связывая Христа с Логосом и мистическими традициями.

Ближайшая сподвижница Блаватской Анни Безант, напротив, уделяла Христу и его учению больше внимания, написав, например, в 1901 году целую книгу «Эзотерическое христианство, или Малые Мистерии» («Esoteric Christianity, or The Lesser Mysteries»). Это была одна из двух ее основных книг, в которой она, однако, практически ничего не говорила о гностиках, но лишь находила эзотерическую подоплёку и элементы эзотеризма в христианстве в целом. Безант признавала существование Иисуса как учителя, жившего в I веке, но считала, что его жизнь была мифологизирована. Иисус рассматривался ей как архетип «Солнечного Бога», подобный Кришне, Будде и другим мифологическим фигурам. Анни Безант видела в нём универсальный символ духовного возрождения, воплощение Логоса и члена Великой Белой Ложи, направляющий человечество к духовной эволюции. Также она считала, что Иисус был воплощением души, ранее проявлявшейся как другие учителя, и что реинкарнация была частью раннехристианских учений. Также Безант подчёркивала значение «Христа внутри» как божественной искры в каждом человеке.

В начале XX века Анни Безант и Чарльз Ледбитер выступили с целым рядом утверждений о том, что Дух Иисуса сошел на Джидду Кришнамурти. Безант и Ледбитер заявляли, что Дух Христа (Christ Spirit) или Майтрейя — это космическая сущность, периодически воплощающаяся в избранных людях. Они утверждали, что «Иисус из Назарета» был одним из таких воплощений, а Кришнамурти станет следующим. В книге «Aspects of the Christ» (1914) Безант описывала Христа как Логос, проявляющийся через великих учителей, и подчёркивала, что Кришнамурти будет носителем этого же Духа. Однако впоследствии (в 1929 г.) Кришнамурти отверг навязанную ему роль «нового мессии» и разработал собственное учение теософского характера.

Еще один из основателей Теософского общества Уильям Джадж рассматривал Иисуса Христа как одного из Аватаров или Великих Посвящённых, чья миссия заключалась в передаче духовного знания. В своей книге «The Ocean of Theosophy» (1893) он упоминает Христа как фигуру, воплощающую божественный принцип (Логос), но подчёркивает, что его учение было универсальным и не ограничено христианством. Джадж разделял теософскую идею, что Христос — это символ внутренней божественности, присутствующей в каждом человеке. Джадж писал о Христе в статьях для журнала The Path (1886—1896), где проводил параллели между христианскими учениями и восточными традициями, такими как буддизм и индуизм.

Много писал о Христе и христианах (уже как раз преимущественно о гностиках) и теософ Джордж Мид. В своей книге «Did Jesus Live 100 B.C.?» (1903) Мид исследует гипотезу, что Иисус мог жить за столетие до общепринятой датировки. Он анализирует талмудические истории (Toldoth Jeschu), и другие источники, чтобы оспаривать традиционную хронологию христианства. Мид не настаивал на этой гипотезе как на факте, но использовал её для изучения ранних христианских и иудейских традиций, предполагая, что исторический Иисус был реальной фигурой, чья жизнь была мифологизирована. Мид подчёркивал также, что евангельские рассказы содержат элементы мифа, заимствованные из более ранних религиозных традиций, таких как египетская и греческая.

Алиса Бейли в своих книгах («The Reappearance of the Christ», 1948, «Initiation, Human and Solar», 1922 и «The Externalisation of the Hierarchy», 1957) утверждала, что на земле присутствуют высшие существа — «мастера мудрости». Она описывала Христа как главу духовной иерархии, воплощающего принцип любви и мудрости (второй аспект божественной триады: Воля, Любовь-Мудрость, Активный Интеллект). Бейли называла его «Мировым Учителем», связанным с Майтрейей из буддийской традиции, но подчёркивала, что этот образ не ограничен христианской доктриной, а является универсальной фигурой, проявляющейся через Иисуса (в I веке н.э.) и через других учителей. Согласно Бейли, Христос (Майтрейя) работает через духовную иерархию, чтобы подготовить человечество к новой эре. В своей автобиографии «The Unfinished Autobiography» (опубликована посмертно в 1951 году) Бейли описывает мистическое видение, которое произошло 30 июня 1895 года, когда ей было 15 лет. Она находилась в доме своего дяди в Шотландии, когда к ней вошёл «...высокий мужчина, одетый в европейскую одежду и в тюрбане», который, как она изначально полагала, был Иисусом Христом. Он сообщил ей о важной духовной миссии, связанной с реформой духовных учений, что она позже интерпретировала как реформу христианства. Впоследствии Бейли пришла у выводу, что это был не Иисус, а один из Мастеров Мудрости, предположительно Кут Хуми, один из главных Учителей в теософской традиции.

Анна Кингсфорд считала себя христианским мистиком, почитая Деву Марию, рассматривая её как символ божественной женственности и материнского аспекта Бога. В частности, Кингсфорд полагала, что в христианской религии оказались недооценены животные, имеющие, по ее мнению, даже более чистую и подобную Христу душу, нежели дети. Свои духовные искания Кингсфорд выразила в книгах «Совершенный путь, или Обретение Христа» («The Perfect Way, or The Finding of Christ», 1882, написана в сотрудничестве с ее биографом, теософом и также христианским мистиком Эдвардом Мейтлендом, основавшим в ноябре 1891 года «Эзотерический христианский союз»), а также «Кредо христианства и другие лекции и эссе по эзотерическому христианству» (1916). В 1884 году между нею и группой Блаватской — Синнетта в Теософском обществе произошел раскол, когда Кингсфорд отказалась признавать авторитет Махатм и их писем, опубликованных Альфредом Синнеттом в 1883 году в «Esoteric Buddhism». Кингсфорд утверждала, что её видения и эзотерическое христианство имеют равную, если не большую, духовную ценность, чем восточные учения. Блаватская и Синнетт, напротив, считали восточный мистицизм более универсальным. В результате Кингсфорд и Мейтленд покинули Теософское общество.

Американский теософ и визионер Джеймс Морган Прайс в 1898-1899 гг. написал три важных труда, спровоцировавших немалую дискуссию и посвященных гностико-эзотерическому анализу христианства, в том числе с опорой на изречения самого Христа: книгу «Нагорная проповедь и другие выдержки из Нового Завета» («The Sermon on the Mount and Other Extracts from the New Testament», 1899), а также, годом позже, эссе «Евангелие согласно Иоаннесу» (вариант названия — «The Magical Message according to Iôannês», но обыкновенно книга называется «Евангелием от (святого) Иоанна»); в 1900 году также вышла его книга «Реинкарнация в Новом Завете» («Reincarnation in the New Testament»), где Прайс утверждает, что следы учения о реинкарнации (метемпсихозе) присутствуют в текстах, особенно в гностических и апокрифических евангелиях, которые, по его мнению, сохранили более ранние эзотерические учения. Будучи теософом, Прайс рассуждал в нео-маркионитском ключе, утверждая (вслед за очень и очень многими учеными-библеистами), что в тексты Нового завета на различных стадиях канонизации последнего были внесены многочисленные правки иудаизирующего характера, призванные искусственно примирить Танах, ставший христианским Ветхим Заветом, с Новым Заветом. Гностическая экзегеза Нового Завета увенчалась в 1914 году выходом главной книги Прайса «Восстановленный Новый Завет: эллинистические фрагменты, освобожденные от псевдо-иудейских инерполяций, гармонизированные и данные в английских стихах и прозе...» («The Restored New Testament: The Hellenic Fragments, Freed from the Pseudo-Jewish Interpolations, Harmonized, and Done into English Verse and Prose»), в которой он попытался «восстановить» изначальный текст Нового Завета, очистив его от того, что он считал поздними вставками. Согласно Прайсу, канонические евангелия содержат эллинистические и гностические элементы, которые были искажены редакторами, чтобы примирить Новый Завет с Танахом (Ветхим Заветом). Он переработал тексты, гармонизировав их и представив в поэтической и прозаической форме, подчёркивая мистический и универсальный характер учения Христа.

В толкование сути учения Христа, каким оно ей виделось, и метафизики христианства внесла вклад и российский теософ Нина Павловна Рудникова, опубликовавшая в Петрограде в 1915 году свое самое известное художественное произведение «Люцифер и Антихрист», написанное в жанре «фантастического диалога», основной идеей которого была реабилитация первого из этих персонажей от нападок церкви, полагавшей его «врагом Христа».

Рудольф Штайнер, основатель Антропософского общества, начинал свой осознанный духовный путь как теософ. В 1902 году, когда Штайнера избрали главой Немецкой секции Теософского общества, он стал продвигать свою собственную систему западного эзотеризма с акцентом на важности учения Иисуса Христа, а с 1907 года всё более дистанцируется от теософского мейнстрима, поскольку оный, по его мнению, оказался слишком зависим от восточного оккультизма. Уже в 1912 году Штайнер, с основанием собственного Общества, отходит от классической теософии, опять же, из-за её акцента на восточном оккультизме, особенно на учениях о Махатмах (Кут Хуми, Мория) и ожидании прихода Мирового Учителя в лице Джидду Кришнамурти, а также публикует ряд работ, согласно которым распятие Христа стало одним из поворотных моментов в духовной истории человеческой цивилизации (в то же время он не отказывается от основных теософских концепций, таких как генезис Семи Коренных Рас и Семи Кругов, идей реинкарнации, связанных с этим генезисом и т.п.). Ещё будучи членом Теософского общества, в 1902 году Штайнер публикует работу «Христианство как мистический факт» («Das Christentum als mystische Tatsache»), которая во втором издании, в 1910-м году, выходит под новым названием «Христианство как мистический факт и мистерии древности» («Das Christentum als mystische Tatsache und die Mysterien des Altertums»). В этой книге достаточно исчерпывающе изложены христологические искания Штайнера, оказавшие весьма значительное влияние и на русскую аудиторию (вскоре книга была переведена на русский язык). Штайнер рассматривал Христа как воплощение Логоса и универсального духовного принципа, что перекликается с теософскими идеями Анни Безант, Алисы Бейли и Анны Кингсфорд, однако он при этом подчёркивал уникальность Христа в западной традиции как космической фигуры, связанной с Логосом, а не как лишь одного из многих воплощений Мирового Учителя.

Теософ Эдуард Шюре посвятил Иисусу Христу последнюю главу, озаглавленную «Иисус, последний из Великих Посвящённых», в своей книге «Великие Посвященные» («Les Grands Initiés: Esquisse de l’Histoire Secrète des Religions», 1889), где, в частности, придерживался церковной версии жизни Иисуса, например, его рождения от земных родителей, причем даже не в Вифлееме, а в Назарете. В сущности, в основном, Шюре пересказывал новозаветную историю и зафиксированные церковным Преданием рассказы о жизни и проповеди Иисуса, лишь привнося в нее некоторые элементы эзотеризма и свойственный ему возвышенный и даже восторженный стиль описания событий. Он представляет Иисуса как Великого Посвящённого, чья миссия связана с Великой Белой Ложей и духовной эволюцией человечества, утверждая, что Иисус был подготовлен к своей миссии через духовное посвящение, возможно, связанное с ессейскими или гностическими общинами. Шюре считал приход Иисуса именно в то время, в которое он пришел, совершенно неизбежным и вызванным духовным кризисом тогдашних народов мира, причем суть этого кризиса Шюре достаточно подробно описывает именно в главе об Иисусе. В целом, эта оценка явления Христа миру людей вполне соответствует принятым и до Шюре общетеософским представлениям конца XIX и начала XX веков о том, что в каждую эпоху у человечества появляется новый Спаситель (и не обязательно он — боговоплощение) со своими специфическими задачами, сообразными времени. Шюре рассматривает Иисуса как кульминацию линии преемственности Великих Посвящённых, чья роль заключалась в преобразовании человечества.

Это лишь то немногое, о чем, за нехваткой места, можно сообщить о поздней теософской рецепции жизни и учения Христа в том его виде, в котором оно дошло до нас в новозаветных и т.н. апокрифических текстах. Теософы же более ранней традиции (ранее Новое Время), такие как Якоб Бёме, считали себя и вовсе прямыми учениками Христа.

Зарождение христианства и его определение

Христианская прото-литература и её значение

Учение Иисуса Христа (о том, чему он на самом деле учил изустно, до сих пор идут жаркие споры [19] как среди теологов, так и в учёном мире в целом) уже в первые десятилетия после его казни и предполагаемого воскрешения начало широко распространяться не только по Ближнему Востоку, но и далеко за его пределами, о чем свидетельствует география заведомо аутентичных 10 посланий апостола Павла христианским общинам, датируемых серединой I века. Ныне христианство — одна из мировых религий, в которой соседствуют друг с другом (теперь уже преимущественно мирно) великое множество деноминаций, как опирающихся на тексты Нового завета (конфессии т.н. кафолической ортодоксии, включая ее протестантские ветви), так и, в основном, не опирающиеся на них, по крайней мере, как на свой канон (гностические течения) [20].

Известный в России исследователь раннего христианства Борис Деревенский полагает:

«Вплоть до 70-х годов I века христиане вообще не думали о документальной фиксации своего существования. Необходимость в этом возникла тогда, когда христианство, бывшее сначала одной из религиозных групп, действовавших в рамках иудаизма [21] (каким его и оставил основатель), почувствовало себя особой отдельной организацией, новой религией. Тогда и появились первые христианские документы: сначала внутрицерковные письма-послания апостолов [22], затем отдельные записи речений Христа [23] и, наконец, культовые рассказы-легенды о жизни Иисуса, т.е. Евангелия. Далеко не все из этих писаний сохранились до наших дней, но некоторые из них, вошедшие в Новый Завет, общеизвестны и всем доступны» [24].

Помимо Павла, который никогда не видел Иисуса при жизни последнего, в преимущественно до-евангельскую эпоху I столетия основным распространителем откровений Иисуса Христа в письменной форме был апостол Иоанн Богослов (Апокалипсис, самые ранние списки Евангелия от Иоанна, три весьма кратких Соборных послания Иоанна — однако следует отметить, что споры об авторстве этих текстов никогда не прекращались, особенно это касается авторства Апокалипсиса). Весьма вероятно, что не дошедший до нас ранний список т.н. Евангелия Господня также был написан по относительно свежим воспоминаниям о земных годах Иисуса, т.е. в конце I века. Скорее всего, аутентичными и ранними были также включенные позднее в Новый Завет послания других апостолов: 1-е и 2-е Петра, Иуды [Фаддея] (однако это совершенно не гарантирует того, что перед включением в канон они также, как и ряд текстов Корпуса Иоанна, не подвергались «благочестивой правке») и вряд ли было таковым новозаветное Послание Иакова [«брата» Иисуса], которое, по мнению ряда учёных, было подвергнутым вторичной христианизации иудейским документом, первоначальная версия которого утрачена [25].

Кроме того, ряд ученых предполагает существование гипотетического раннего источника изречений Иисуса с условным названием Q (от нем. Quelle — «Источник»), материалы которого уже позднее были использованы при написании Протоевангелия, или «Евангелия Господня» (также относящегося к прото-литературе христиан), а также двух из трёх синоптических новозаветных евангелий (от Луки и Матфея) и, весьма вероятно, части рукописи II века под названием «Евангелие от Фомы» (дошло в коптском переводе IV века — NHC II, 2). Принято также выделять т.н. Аграфа — незаписанные изречения Иисуса, считающиеся подлинными, хотя и дошедшие в цитатах христианских авторов.

Как полагает скрупулезный исследователь Аграфа барон Михаил Таубе (1869—1961), критериями подлинности Аграфа можно считать:

«1. Принадлежность того или другого изречения Христу Спасителю должна покоиться, прежде всего, на свидетельстве об этом достаточно авторитетного лица или памятника. Это, так сказать, внешняя гарантия достоверности изречения.
2. По содержанию — изречение не только не должно противоречить духу учения Христа, но и находиться в полном с ним соответствии.

3. По форме — изречение, соответствующее духу Евангелия, должно отвечать также и его букве, т.е. быть облечено в форму выражения, обычную у евангелистов или вообще в ранней христианской письменности» [26].

Таубе пришел к выводу, что хотя церковь и признавала Аграфа подлинными речениями, она не включала их в канон именно потому, что канон был утвержден тогда, когда она стала государственной в Римской Империи, и жесткие, совершенно бескомпромиссные, непричесанные формулировки Иисуса были ей (а тем более государству, которому она теперь служила) неудобны, о чем бы ни шла речь в его высказываниях. По мысли Таубе, мораль, проповедовавшаяся Христом, была более жесткая и по духу, и по букве, недели та, что оказалась, в конечном итоге, доступной миллионам людей в мире в официально одобренных евангелиях.

«Вот эта суровая мораль Христова:
— Трудящемуся довольно пропитания его.
— Ничего не накапливайте.
— Горе имеющим и еще берущим.
— Блаженнее давать, нежели получать.
— Как же ты говоришь: "Я соблюл закон и пророков", а вот многие из братьев твоих, детей Авраама, покрыты грязью и умирают от голода, а дом твой полон добром, и им ничего не достаётся из него...
<...>
— Вот, я творю последнее первым.
<...>

— Старайтесь возрастать из малого и из большого делаться меньшим» [27].

К текстам христианской прото-литературы можно также уверенно отнести послания Игнатия Антиохийского (ок. 35 — ок. 110 гг. н.э.), Климента Римского (ум. ок. 100 г. н.э.), «Послание Варнавы» (написано между 70 и 132 гг. н.э., приписывалось ранее Иисусову «апостолу от 70» Варнаве) и «Пастырь Ермы» (хотя текст часто датируют не I-м, но II-м веком), в котором важна этическая составляющая (судя по всему, восходящая к проповедям Христа) и который одно время даже был частью канона. Столь же ранним текстом большинство ученых считают и «Дидахе» («Учение Господа через двенадцать апостолов язычникам», оценки времени его написания варьируются между II половиной I века и второй половиной III века, хотя поздние его списки никогда не были найдены, тогда как на текст I века прямо ссылался его современник Климент Римский). В текстах христианской прото-литературы наглядно отражалось мировоззрение членов первых христианских общин, если мы примем с некоей долей условности, что у разных общин было несомненно общее и дуалистическое по сути своей идейное ядро, послужившее формированию немного позднее мировоззренческого стержня ключевых гностических доктрин конца I — конца III столетий. Как отмечает Ирина Сергеевна Свенцицкая,

«Неприятие существующего мира как царства зла и неверия, которым управляет Сатана, злой дух, было характерно для первых христианских групп. В найденном в Египте в Оксиринхе речении (совпадающем с логием из Евангелия от Фомы) содержится требование отречения от мира как непременное условие достижения Царства Божия. В Послании к Галатам сказано, что Христос отдал себя, "чтобы избавить нас от настоящего лукавого века" (1, 4). <...> Изменение восприятия Царства Божия, которое всё чаще мыслилось как Царствие Небесное, постепенное ослабление напряженного, фанатичного ожидания второго пришествия привело к тому, что сокращались, изымались, редактировались речения, рассказывающие о Страшном суде и Царстве Божием на земле» [28].

Именно по текстам христианской прото-литературы можно составить хоть какое-то представление о реальном учении Христа, поскольку хронологически эти тексты были ближе ко времени его жизни, чем тексты II-го (включая многие ключевые гностические рукописи, а также написанные в середине II в. и позже синоптические евангелия и ранние труды ересиологов, в т.ч. несохранные) и III-IV вв. Появление же общеобязательного для церкви новозаветного канона, ключевой фигурой текстов которого был Иисус, было, тем не менее, позднее вызвано и исторически обусловлено стремлением церковных апологетов не столько внести ясность в детали учения Иисуса Христа, о которых велись и ведутся споры, сколько нормативно отграничить и утвердить как «единственно верное» учение самой господствующей церкви от «бесчисленных ересей», влиянию которых было подвержено огромное число христиан позднеантичного мира. Кроме того, к христианской прото-литературе можно отнести и целый ряд ранних арамейских и греческих оригиналов ныне известных нам гностических текстов, хотя бы потому, что даже самые ранние ересиологи, такие как Егесипп (ок. 110 — ок. 180), в своих полемических книгах против гностиков опирались именно на труды последних, причем кусками заимствуя их доктрины уже в своих собственных построениях. Как заметил в этой связи, заочно полемизируя с Иринеем Лионским, историк античности Роберт Виппер,

«Конструкцию Иринея нужно считать ошибочной. Гностики ни от кого и ни от чего не отделялись; они появились раньше и независимо от направлений, которые получили потом место в Евангелиях и были приняты в Новый Завет; мало того, теории гностиков послужили основой для учений, в свою очередь принятых в "исправленном" виде в Новый Завет» [29].

Интересно, что один из двух (наряду с Егесиппом) самых ранних церковных ересиологов, Иустин-философ (ок. 100 — 165 гг., не путать с Иустином-гностиком), в середине II века, в 150-м году, написавший адресованную римскому императору «Апологию» христианства, никак не упоминает, говоря о христианских текстах, известные нам ныне четыре новозаветных евангелия. В то же время, к числу достоверных, по его мнению, текстах о Христе и апостолах, он относил «Воспоминания апостолов» (возможный прототип новозаветных Деяний, написанных во 2-й половине II века), «Акты Пилата» (псевдоэпиграф, приписывавшийся Понтию Пилату, написанный во II веке и повествующий, якобы от имени прокуратора Иудеи, о суде над Иисусом), и «Изречения Иисуса» (судя по всему, текст, структурно напоминающий найденное в 1945 году «Евангелие от Фомы»). Никаких других текстов (включая даже послания Павла и протограф новозаветного «Евангелия от Иоанна», уже имевший широкое хождение в его времена) Иустин не упоминает.

Гонения на христиан и гонения со стороны христиан

Логично отсчитывать начало периода гонений на христиан со стороны римских наместников с гонений на самого Иисуса, который был приговорен имперским судом к мучительной и позорной по тогдашним представлениям казни (как разбойник и вместе с разбойниками) по настоянию иудейских первосвященников. Весьма вероятно, что это настояние имело некие квази-магические причины. Как замечает в этой связи современный российский библеист С.В. Крыжановский,

«Как и в случае с Моисеем, который посредством симпатической магии отогнал от израильтян ядовитых змеев, так и иудейские первосвященники через распятие Иисуса, такое же магическое средство, пытались отвести от иудейского народа римскую угрозу: Лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб (Ин 11:50). Это средство считалось "искуплением", «заместительной жертвой», и заключалось в убийстве олицетворения враждебных Израилю сил. Очевидно, понимание этой жертвы самим Иисусом не соответствовало воззрениям иудейских жрецов. По моему твёрдому убеждению, Он вкладывал в неё совсем другой смысл, не связанный с понятием искупления как замещения. В рамках иудаизма крестная мистерия как акт устранения злого начала и последствий греха вообще не могла быть почитаемой иудейскими учителями» [30].

Оставив до поры в стороне вопрос о подлинности вне-христианских античных источников, упоминающих о христианах как таковых вскоре после зарождения христианства [31], заметим, что впервые в этих источниках они были упомянуты лишь спустя десятилетия после появления первых общин, причем задним числом: повествования начала II века относились к событиям I века. Здесь весьма примечательно, что первое такое свидетельство о христианах, относящееся к 64 г., было связано как раз с первыми гонениями на них как последователей Иисуса, а вовсе не с их реальной (а не приписываемой им римским плебсом) деятельностью и не с предполагаемым многими ростом численности их общин уже в первом столетии. Как отмечает, ссылаясь на строки, приписываемые историку Тациту (ок. 55 — ок. 120 гг.), И.С. Свенцицкая,

«Под своим именем христиане появляются у римских писателей в связи с пожаром в Риме при императоре Нероне. В 64 г. в Риме вспыхнул грандиозный пожар, от которого особенно пострадали бедные кварталы. После пожара стали ходить упорные слухи, что поджег города был совершен по указанию императора, который хотел на месте сгоревших домов построить новые роскошные здания. Как пишет Тацит, пресечь эти слухи было невозможно <...> Тогда Нерон решил "найти виновных" и обвинил в поджоге христиан, которые, по словам Тацита, навлекли на себя "своими мерзостями" всеобщую ненависть. Христиане подверглись жестоким пыткам и изощренным публичным казням. Выбор христиан в качестве виновников пожара отнюдь не свидетельствует об их многочисленности, как склонны думать некоторые исследователи. Император выдал на растерзание разъяренному плебсу сравнительно небольшую группу людей, которые были чужаками в Риме и за которыми не стояла сколько-нибудь значительная социальная или этническая группа, а следовательно, можно было не опасаться выступлений в их защиту в провинциях» [32].

Большинство первых святых христианской церкви окончили свою жизнь как мученики, во всяком случае, согласно их одобренным канониками жизнеописаниям (житиям). В числе первых таких святых называют уже упоминавшегося выше Иустина-Философа, полемизировавшего с гностиками и, таким образом, невольно помогшего восстановить, пусть и в изрядно искаженном виде, часть их доктрин. Полное же прекращение преследования христиан в тех странах, где во времена поздней античности их было значительное число, принято отсчитывать от Миланского эдикта 313 г. римского императора Константина I (272—337 гг.), обратившегося, как полагает большинство учёных, в христианство годом ранее (есть и другая версия — что его крестили лишь на смертном одре). Сами эти спорадические, но порою крайне жестокие гонения со стороны римских наместников на христиан (сер. I — нач. IV вв.) и вообще их преследования со стороны властей никак не мешали самим христианам активно враждовать между собой как по экономическим, так и по идеологическим (если иметь в виду обвинения друг друга в «ересях») причинам, что отлично видно на примере того же Иустина или Иринея Лионского, также при жизни подвергавшегося преследованиям.

Хотя нам известны основные даты в истории христианизации Римской империи (как и то, что небольшая община в самом Риме существовала еще во времена апостола Павла), мы зачастую до сих пор не знаем прочих дат, равно как и подоплёки судьбоносных событий тех времен, не будучи даже абсолютно уверенными, существовал ли в тогдашней реальности тот или иной правитель [33].

После того, как христианство в Риме стало в последней четверти IV в. (с Фессалоникийского эдикта от 27 февраля 380 г.) государственной религией, активным преследованием как прежде господствовавших язычников, так и бесчисленных христианских «еретиков» занялись уже власти при активной поддержке окрепшей официальной церкви (первой зафиксированной историками жертвой этой политики стал в 385 году один из поздних гностиков по имени Присциллиан). Жестокая борьба с инакомыслием и даже войны на религиозной почве продолжались, будучи поощряемыми христианскими церквями, до XIX века включительно, а словосочетание «крестовый поход», которому политики (в основном, правого толка) придают позитивный смысл, как метафорическое определение нынешних битв, можно услышать даже и в наши дни.

Евангельские заповеди Христа и установки церквей

Интересно отметить, что такая политика напрямую противоречит учению самого Иисуса в том виде, в котором до нас доносят его евангельские тексты, поскольку (достаточно вспомнить читающуюся в церквях Нагорную проповедь Иисуса) никакого силового сопротивления «врагам», а также обогащение духовенства и мирян, в том числе в результате военных кампаний, в нём совершенно не предполагалось. Напротив: проповедь Христа недвусмысленно наставляла верующего при ударе по одной щеке «подставить и другую», а заповедь Моисея о любви к ближнему была расширена до любви к врагам. Ветхозаветный запрет разводиться был усилен отсутствием каких-либо оговорок, а вступающий в брак с разведенной приравнивался к прелюбодею. К прелюбодею приравнивался даже «всякий, кто посмотрит на женщину с вожделением» — именно такой подход привел уже в первые века существования новой религии к появлению христианского энкратизма, а с IV века и институционально оформленного монашества (чего не было в иудейской среде, где отношение «к плотской жизни» традиционно было более терпимым).

«Антисексуальные» заповеди Христа вскоре после его земных проповедей поддержал и развил апостол Павел, допускавший брачное сожительство лишь для тех, кто «не может воздерживаться» (при этом он никак не упоминал деторождение), но полное воздержание при этом предполагалось идеальным поведением для христианина. Таким образом, раннее христианство было далеко от каких-либо привычных нам теперь семейных ценностей, свойственных, скорее, ветхозаветной этике, что могло быть связано с эсхатологическими ожиданиями, которые должны были сбыться уже при жизни поколения, внимавшего этим проповедям («конец света», «суд», «второе пришествие Христа» и т.п.). С этими же ожиданиями были связаны и слова Христа «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие (Бога)», очевидно, подразумевавшие, что это Царствие уже стучится к людям в дверь в данной жизни. При этом упомянутое нами выше монашество вовсе не стало основной институцией церкви, хотя ее существование напрямую вытекало из учения Христа и Павла. Для церкви, ставшей государственной, монашеский образ жизни был нерациональным и невыгодным не только потому, что монахи не давали христианскому миру потомства, но и потому, что каждый монах считал своим долгом добиться личного спасения, а не работать в интересах государства. Характерно, что в возникших уже во времена позднего средневековья протестантских деноминациях христианства институт монашества отсутствует вовсе [34].

Никейский Символ веры

Для всех адептов крупных христианских церквей и по сей день общеобязательным является Символ веры, принятый на созванном Константином Первом Никейском соборе в 325 году, в котором содержится предписанное отношение верующих, прежде всего, к Иисусу Христу, закрепившее отношение к нему как ко второму лицу доктринально утвержденной Святой Троицы, т.е. как к Богу-Сыну, «единосущному» Богу-Отцу (любопытно, что даже этот, ставший ключевым для церковного клира и прихожан, текст появился как прямой результат борьбы с «ересями», в данном случае, с существующим по сей день арианством):

«Веруем во Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого. И во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, рождённого от Отца, Единородного, то есть из сущности Отца, Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рождённого, несотворённого, единосущного Отцу, через Которого [а именно Сына] всё произошло как на небе, так и на земле. Нас ради человеков и нашего ради спасения сошедшего и воплотившегося, вочеловечившегося, страдавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса и грядущего судить живых и мёртвых. И в Святого Духа. А говорящих, что было время, когда не было Сына, или что Он не был прежде рождения и произошёл из не сущего, или утверждающих, что Сын Божий из иной ипостаси или сущности, или создан, или изменяем, таковых анафематствует кафолическая Церковь. Аминь».

Попытки определения христианства

Именно в силу немалых и часто непримиримых разногласий между церквями, орденами, общинами, школами и даже отдельными верующими в рамках христианства оказалось очень нелёгким делом дать академическое определение последнего, хотя в течение многих веков предпринималось немало таких попыток. Скорее всего, хронологически последним из таких определений (причем конфессионально не детерминированным) является определение-описание, данное в 2007 г. российско-германским религиоведом и лингвистом А.Л. Хосроевым:

«...Можно дать такое (не богословское) определение (точнее говоря, описание) того религиозного явления, которое стоит за собирательным понятием христианство: это общность различных течений, которые могут отличаться (иногда весьма существенно) друг от друга своей организацией, культовой практикой, священными писаниями, богословием и даже этикой, но которые объединяет вера в Иисуса Христа (хотя далеко не всеми христианами признаваемого Сыном Бога в смысле подлинного сыновства) как в Спасителя и посредника между Богом и человеком; все носители этой веры исповедуют себя христианами» [35].

Избранная литература

Алексеев, Дм. Античное христианство и гностицизм // Евангелие Истины. Четырнадцать переводов христианских гностических писаний / Пер. с копт., предисл., коммент. Дм. Алексеева; под ред. А. Четверухина. — М.; СПб.: Изд-во «Омега-Л»; «Т8 Издательские Технологии» / «Пальмира», 2024. — (Серия «Библейская история»). — С. 5—78.
Виппер, Р.Ю. Рим и раннее христианство. — М., 1954.
Гнозис. Коллекция гностических переводов Дм. «Богомила» Алексеева. — СПб.: Алетейя, 2025.
Деревенский, Б.Г. Иисус Христос в документах истории. — [7-е изд., испр. и доп.] — СПб.: Алетейя, 2023. — (Античное христианство. Источники).
Ернштедт, Пётр Викторович. Коптские тексты Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина / П.В. Ернштедт; АН СССР. Отделение литературы и языка. — М.; Л.: Издательство Академии наук СССР. [Ленинградское отделение], 1959.
Карминьяк, Ж. Рождение синоптических евангелий. — М., 2005.
Кроули, Алистер. Благодатная Мария. — М.: Энигма, 2013.
Кроули, А. Видение и Голос. Книга Еноха. — М.: Телема, 2010.
Кроули, А. Книга Тота / Перевод А. Блейз. — М.: Ганга, Телема, 2021.
Крыжановский, С.В. Синкретические основы культа Яхве // Библейская критика. Ветхозаветная критика / Пер. с английского, составление, предисловие, комментарии, тексты С. В. Крыжановского. — СПб.; Саратов: Амирит, 2025. — (Издательский проект «Квадривиум»). — С. 189—474.
Лёзов, С.В. О непроисхождении христианства из иудаизма // Библия. Литературные и лингвистические исследования. Вып. 3. — М., 2000.
Новый Завет.
Ранович, Абрам Борисович. Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства / А.Б. Ранович; вступ. статьи И.С. Свенцицкой. — М.: Политиздат, 1990. — (Библиотека атеистической литературы).
Свенцицкая, Ирина Сергеевна. Изгои вечного города: первые христиане в Древнем Риме. — М.: Вече, 2006. — (Библейские тайны).
Свенцицкая, И.С. Египетское христианство: фрагменты неизвестных евангелий и неканонического Евангелия от Марка // Апокрифы древних христиан / Перевод и исследование И.С. Свенцицкой и М.К. Трофимовой. — М.: Сфера, 2008. — С. 43—54.
Свенцицкая, И.С. Неканонические речения (аграфа) // Апокрифы древних христиан / Перевод и исследование И.С. Свенцицкой и М.К. Трофимовой. — М.: Сфера, 2008. — С. 13—24.
Свенцицкая, И.С. Неканонические речения (аграфа) и фрагменты неизвестных евангелий // Апокрифы древних христиан: Исследование, тексты, комментарии / Акад. обществ. наук при ЦК КПСС. Ин-т науч. атеизма; Редкол.: А.Ф. Окулов (пред.) и др. — М.: Мысль, 1989. — C. 33—49.
Стивенсен, Перси Реджинальд. Легенда об Алистере Кроули / Переводчики: Алексей Осипов, Анна Блейз. — М.: Ганга. 2009. — (Серия: Магические гримуары).
Струмза, Гедальяху Гай. Образ(ы) Бога: некоторые замечания о Метатроне и Христе // Гнозис. Коллекция гностических переводов Дм. «Богомила» Алексеева. — СПб.: Алетейя, 2025. — С. 159—182.
Таубе, Михаил Александрович. Аграфа: о незаписанных в Евангелиях изречениях Иисуса Христа. — М.: Синопсис, 2022.
Хосроев, Александр Леонович. Александрийское христианство: По данным текстов из Наг-Хаммади (II, 7: VI, 3; VII, 4; IX, 3) / А.Л. Хосроев; АН СССР, Ин-т востоковедения. — М.: Наука, 1991.
Хосроев, А.Л. История манихейства (Prolegomena). — СПб.: Филологический ф-т СПбГУ, 2007. — (Серия «Азиатика»).
Юнг, К.Г. Aion: Исследование феноменологии самости. — Москва; Киев, 1997.
The Apocryphal New Testament: A Collection of Apocryphal Christian Literature in an English Translation / Ed. by J.K. Elliott. — Oxford: Clarendon Press, 2005.
Franzmann, Majella. Jesus in the Nag Hammadi Writings. — Edinburgh: T & T Clarck, 1996.
Helmbold, Andrew K. The Nag Hammadi Gnostic Texts and the Bible. — Grand Rapids, Michigan: Baker Book House, 1967. — (Baker Studies in Biblical Archaeology).
Knox, John. Marcion and the New Testament. An Essay in the Early History of the Canon. — Chiago: The University of Chiago Press, 1942.
Koester, Helmut. Introduction to the New Testament. — Berlin & N.Y.: Walter de Gruyter; Philadelphia: Fortress Press, 1982.
The Nag Hammadi Library in English / Ed. by James McConkey Robinson. — S.F.: Harper & Row, 1981.
Nag Hammadi Texts and the Bible: A Synopsis and Index / Edited by Craig A. Evans, Robert L. Webb, and Richard A. Wiebe. — Leiden; N.Y.; Köln: Brill, 1993. — (New Testament Tools and Studies, 18).
Synopsis of the Four Gospels. Greek-English Edition of the Synopsis Quattuor Evangeliorum: Completely Revised on the Basis of the Greek Text of Nestle-Aland 26th Edition and Greek New Testament 3rd Edition: the English thext is the Second Edition of the Revised Standard Version / Edited by Kurt Aland. Seventh Edition. — Stuttgart: German Bible Society, 1989.

Примечания

1. Ересиолог Евсевий в «Церковной истории» упоминает некий текст под названием «Письмо Иисуса Христа к Авгарию Эдесскому». От этого текста сохранился, в частности, ничтожный фр-т коптского перевода, хранящийся в московском ГМИИ им. Пушкина (см. Ернштедт, 1959, с. 172-173), по которому о его содержании судить совершенно невозможно. Однако в числе других версий этого текста есть и более обширный перевод на фаюмский диалект коптского языка, датируемый ныне VI-VII вв., хранящийся в Бодлеанской библиотеке Оксфорда. Согласно христианской легенде, эдесский царь Авгарь был первым правителем, который при жизни Иисуса Христа узнал о творимых им чудесах и уверовал в его божественность, прося Христа исцелить и его лично от тяжкого недуга. В ответном письме Иисус обещал по окончании своей миссии в Израиле прислать к царю одного из апостолов. Эдесса — город на юго-востоке современной Турции. Поздняя датировка оригинала письма (много позже I в.) обусловлена, в частности, содержащимся в нём библейским пророчеством, истолкованным в манере и стилистике авторов новозаветных текстов. Всего существует девять вариантов этого письма, восемь из которых опубликованы в рус. пер. в эл. виде.

2. См. Юнг, 1997, с. 89.

3. Иногда Христос (Χριστός) пишется как Хрестос (Χρηστός), т.е. Благой, чтобы подчеркнуть гностическую точку зрения на несоответствие образа Христа как Мессии иудеев с образом Иисуса как богоявления, случившегося среди иудеев, где Иисус играет роль главного гностика-бунтаря против иудейского Закона, а не только учителя праведности. Это слово, впрочем, одновременно прижилось и у таких ортодоксальных авторов, как Иустин Философ и Лактанций. См. тж. Синайский кодекс (325 г.), где, к примеру, в Деян. 11:26 христиане выведены как «Χρηστιανούς». Кроме того, у ряда гностиков было в ходу определение Иисуса как «Иисус Назорей» вместо «Иисуса из Назарета», поскольку ими, как правило, отвергались земные родословия Иисуса (явное исключение — поздний текст «Пистис София»), но при этом они причисляли его к носителям палестинского гнозиса в том виде, в каком он существовал до того, как появились привычные нам доктрины II—III вв., приписываемые Валентину, Василиду, Карпократу, Вардесану и др. Обосновывая понятия «Иисус Назорей», исследователь раннего христианства Дм. Алексеев в своем эссе «Античное христианство и гностицизм», в частности, пишет: «Исторический Иисус никогда не был "Иисусом из Назарета". Отождествление Назорея... с "жителем Назарета"... сделанное составителями канонических евангелий на основе народной этимологии (Мф., 2:24), абсолютно некорректно...»

4. В «Евангелии Египтян» (NHC III, 2) Иисус Христос назван не как-нибудь, а ведением Божиим, то есть, собственно, обожествленным и персонифицированным гнозисом. Следует также отметить, что это возвышение Иисуса над остальными небесными Эонами гностиков в этом и, вероятно, в ряде других древних гностических первоисточников и послужило, по всей видимости, одним из оснований для того, чтобы из атрибута и одной из многих эманаций и персонификаций Божества, как это было у гностиков, сделать Иисуса непосредственно Богом в рамках уже церковной Доктрины Троицы, зачатки которой обнаруживались еще в трудах ересиологов второй половины II века и которая была окончательно утверждена Никейским собором в 325 году. Наиболее полный обзор по теме присутствия Иисуса в гностических текстах, найденных и переведенных в ХХ веке, можно найти в книге Franzmann, 1996. См. тж. справочник Nag Hammadi Texts and the Bible, 1993.

5. Три последних трактата («Зостриан», «Марсан» и «Аллоген»), первый из которых очень обширен, не вполне корректно ассоциируются рядом исследователей с т.н. Барбело-гностицизмом, выведенным из мифических гностиков-барбелоитов у ересиологов; кроме того, не следует путать трактат «Аллоген» с одноимённым текстом из гностического «Кодекса Чакос», поскольку в последнем греч. Allogenes, или Инородец, совершенно отчетливо и есть Иисус Христос, явившийся на землю и противостоящий на ней Сатане, для которого земля, по мысли автора трактата, как раз совершенно не чужеродна.

6. Хотя в Новом Завете, тексты которого (не считая посланий Павла, оригиналы которых относятся ко второй половине I века) компилировались людьми разных взглядов и в разное время, сам Иисус не вносит полной ясности в собственную природу, ибо если в «Евангелии от Иоанна» он говорит, что «Я и Отец — одно» (что, кстати, дает некоторые основания заподозрить людей, редактировавших это древнее евангелие в середине II века, в симпатиях к римским монархианам-модалистам того периода, утверждавшим тождество Иисуса и Яхве, которого они и считали кем-то подобным «Небесному Отцу Иисуса»), то в ряде других мест НЗ он характеризуется как «Сын человека». Последнее понятие, кстати, еще и напрямую вытекает из его родословий, помещенных в первых трех главах «Евангелия от Луки» и которых нет в де-факто тяготеющем к гностицизму «Евангелии Господнем», сохраненном Маркионом. При этом последнее, по мнению ряда ученых, явилось «рабочим материалом» для авторов Лк. (и, чуть позже, Мф., где также приведены эти родословия).

7. Валентинианское «Слово о воскресении» (NHC I, 4) — единственный коптский гностический текст, где Христос фигурирует как «Благой» = «Хрестос» (от греч. χρηστός). В других текстах гностиков мы видим сокращения — «ХС» или «ХРС», из которых сложно понять, что сокращается — «Христос» или «Хрестос».

8. Очевидно, что в тексте речь идет о библейском Симе, старшем сыне Ноя в Быт. 6:10 и 11:10.

9. Ср. синодальный пер. Гал. 3:13: «Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою, (ибо написано: "проклят всяк висящий на древе")».

10. См., напр., Алексеев, Дм. «Тёмный двойник», в т.ч. в изд.: Гнозис, 2025, с. 559-562.

11. Цит. по изд. Деревенский, 2023, с. 266.

12. См. там же, с. 268. Интересно, что в этом папирусе Иисус назван «богом евреев», что как будто создает определенную дистанцию между ним и аудиторией, для которой писался текст и которая находится вне Израиля (здесь уместно также вспомнить, что Иисус во всём огромном корпусе этих магических текстов упомянут всего дважды).

13. См. Кроули, 2013, с. 88.

14. Там же, с. 89.

15. См. Стивенсен, 2009, с. 166.

16. См. Кроули, 2010, с. 111-112.

17. См. Кроули, 2021, с. 148.

18. Блаватская, Е.П. Теософский словарь. — Изд-е 3-е, исправленное. — М.: Издательство «Сфера», 2009. — С. 446.

19. См., напр., Алексеев, Дм. «Гностицизм и историческое христианство: отражение Благой Вести в кривых зеркалах» в изд. Евангелие Истины, 2024, с. 568—586.

20. Интересно, впрочем, что именно в т.н. христианских странах сейчас более всего в мире насчитывается атеистов и агностиков, и их число постоянно и быстро растёт. Социологи религии полагают, что это вызвано разочарованием как доктриной, так и политикой господствующих христианских церквей, в странах базирования которых теперь существует, как правило, свобода совести и, следовательно, отказ от религии никак не преследуется, а также отмечают, что эти люди, обыкновенно, уходят из христианской церкви как бы в никуда, а не меняют вероисповедание или религиозную идентичность. Также следует отметить, что гонения на христиан не прекращаются в ряде стран т.н. Третьего мира (в основном, речь идет о ряде исламских теократий).

21. Весьма дискуссионное утверждение. См., например, ст. Лёзов, 2000.

22. Впрочем, как полагают учёные, свои послания апостол Павел начал писать до 70-х годов I в.

23. Заметим, что некоторые из этих записей вполне могли появиться и до 70-х гг.

24. Цит. по изд.: Деревенский, 2023, с. 5.

25. Это мнение о Послании Иакова (корнями уходящее еще в «Церковную историю», II, 23-25 Евсевия Кесарийского) см., напр., в изд. Евангелие Истины, 2024, с. 288

26. См. Таубе, 2022, с. 132-133.

27. Там же, с. 195-196.

28. Курсив наш. Цит. по изд.: Апокрифы древних христиан, 2008, с. 16-17.

29. Цит. по изд.: Виппер, 1954, с. 188.

30. Цит. по изд. Крыжановский, 2025, с. 244.

31. См., напр., Виппер, 1954, с. 172—185: «Положение религиозных партий при Траяне. Можно ли признать подлинность переписки Плиния с Траяном о христианах?»

32. Цит. по изд.: Свенцицкая, 1987, с. 163-164.

33. Как саркастически пишет в этой связи Дм. Алексеев, «Аутентичные римские источники либо хранят молчание о христианстве, либо носят следы грубой позднейшей правки и прямо подделки, как, например, подложная переписка псевдо-Плиния с псевдо-Траяном о христианах. То есть мы не видим целостной картины: сначала у нас перед глазами не без проблем, конечно же, но процветающая Римская Империя, затем свет выключается, а когда он включается вновь, перед нами уже христианская Европа. Сам момент ее христианизации остался в неосвещенном пространстве, о котором мы не знаем даже того, насколько долго она длилась. <...> Учёные вынуждены создавать спекулятивные реконструкции на основе сохранившихся текстов, датировка которых, а в ряде случаев и подлинность, остаются сомнительными». Цит. по изд.: Гнозис, 2025, с. 25 и 26.

34. Эти времена были тесно связаны с постепенным, но очевидным развитием экономики городов и, в то же время, нехваткой рабочих рук для неё, обусловленной бесконечными войнами и смертоносными эпидемиями (причем последние были вызваны, в том числе, противодействием развитию медицинской науки и вообще медицины со стороны церкви). Из новейших упоминаний об аскетическом характере христианства см., напр., доклад Дм. Алексеева по истории Гнозиса (2010 г.).

35. Цит. по изд.: Хосроев, 2007, с. 245.